Ювелирная работа

Пациенты кардиолога делились на четыре группы, получавшие стандартное, то есть – шаблонное, лечение. «Постинфарктники», иначе говоря – те, кто перенес инфаркт миокарда, «недостаточники», страдающие недостаточностью кровообращения вследствие снижения насосной функции сердечной мышцы, «стенокардисты», у которых на первое место выдвигались приступы загрудинных болей и «нарушители» – пациенты с нарушениями сердечного ритма. Все люди разные и болеют они по-разному, а схемы лечения – одни и те же, с поправкой на массу тела. Пациенту, который весит семьдесят пять килограмм, назначается одна таблетка три раза в день, а тому, чей вес колеблется в пределах ста тридцати – ста сорока килограмм нужно принимать по две таблетки. Вот и вся разница. Алекс часто вспоминал слова доцента Марченко: «не мудрствуйте лукаво, организмы у всех разные, но биохимические процессы – одни и те же». Теперь Алекс понял, почему врачи так рвутся в специалисты. Это же очень легкая и приятная работа. Терапевту, как специалисту широкого профиля, попадаются разные пациенты, приходится постоянно «переключать» мышление, а у узких специалистов все четко – эндокринолог не станет назначать лечение при стенокардии, а кардиолог не будет вникать в то, какую дозу инсулина должен получать пациент.

Мало того, что знаний набрался на курсах и казавшаяся сложной работа оказалась легкой, так Алексу снова повезло с медсестрой. Ему от Натэллы Рустамовны «по наследству» перешла медсестра Ксения Валерьевна, которая из тридцати лет сестринского стажа двадцать просидела на кардиологическом приеме. Солидный опыт сочетался у Ксении Валерьевны с привычкой «бежать впереди паровоза». Она выхватывала у пришедших на прием амбулаторные карты, выписки или кардиограммы, смотрела все первой, а затем передавала Алексу, мимикой выражая свою оценку. Если Ксения Валерьевна прищуривала левый глаз, то это был сигнал «все хорошо». Выпяченная нижняя губа означала «ну кто мог ожидать?». Поигрывание бровями указывало на то, что с пациентом не все ясно. Ну а если, взглянув на кардиограмму, Ксения Валерьевна округляла глаза и качала головой, то признаки свежего инфаркта Алексу можно было и не выискивать – они там однозначно имелись. Алекс против такой «самодеятельности» не возражал, а в глубине души даже ее приветствовал. Один ум – хорошо, а два – лучше, тем более что Ксения Валерьевна никаких комментариев вслух себе не позволяла, ограничивалась только движениями лицевых мышц.

Медсестра Тамара как-то раз, улучив момент, прижалась к Алексу в лифте, жарко дохнула в лицо мятой и сказала:

– Вижу я, что у вас все хорошо, раз уж зазнобу на участке нашли!

Отношения с Аленой не могли остаться незамеченными и в поликлинике явно об этом судачили, но за спиной у Алекса и только Тамара заговорила с ним об этом.

– Да как сказать, – вздохнул Алекс, продолжая играть выбранную роль. – Один раз вроде бы и ничего, а потом три раза… Эх!

На самом же деле все было очень даже хорошо (тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить). «Сразу видно сибирского мужика, выросшего на парном молоке и прочих натуральных продуктах», шутила Аля. У москвичей, как уже заметил Алекс, было довольно странное представление о его родном городе. Раз это на Ангаре и недалеко от Байкала, значит там все природное, натуральное, исконно-посконное… Ага – природное. Как бы не так! Алекс вырос на пакетном молоке, магазинных сосисках, фабричных пельменях, ну разве что рыба была самоловной.