Но никто из пассий о себе не напоминал. Впрочем, нет, однажды к Алексу пришла на консультацию Ольга, с которой у него был роман в самом начале московской жизни. Ольга постарела, оплыла, но выглядела довольной жизнью. Рассказала, что уже четвертый год замужем, есть двухлетний сын и вообще все хорошо, только участковый врач услышала шумы в сердце и посоветовала проконсультироваться у хорошего специалиста. Обследование ничего не нашло, сердце Ольги было в полном порядке.
– Сколько лет твоему участковому терапевту? – спросил Алекс.
– Ой, ей уже за семьдесят, – ответила Ольга, – но она очень бодрая бабулечка, бегает резвее иных молодых.
– Это у нее в ушах шумит от возраста, – поставил диагноз Алекс.
Его неимоверно забавляли врачи, которые в двадцать первом веке пытались ставить диагнозы «на слух». Чай не в каменном веке живем, томографы есть повсюду. И это замечательно! Алекс помнил, как его матери приходилось занимать очередь у дверей районной поликлиники в шесть часов утра, чтобы в восемь получить талон на ультразвуковое исследование. А сейчас в реорганизованном приемном отделении стоит два аппарата ультразвуковой диагностики и один эхокардиограф.[20]
И никто этому не удивляется, потому что так и должно быть. В свое время Алекс позаботился о том, чтобы пройти курсы по эхокардиографии и с удовольствием работал на аппарате. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Умный аппарат тебе все покажет и все измерит – красота! Доктор Бушмакин очень ценил достижения прогресса, которые облегчают жизнь людям.Раньше Алекс был у больничной администрации просто «Александром Николаевичем», одним из доцентов кафедры кардиологии и функциональной диагностики, а теперь стал «нашим дорогим Александром Николаевичем», не одним из многих, а единственным и неповторимым. Главный врач не раз приглашал его на «рюмку кофе» в свой кабинет, беседовал о делах и о жизни вообще, а как-то раз сказал, что скоро уходит на пенсию его заместитель по амбулаторно-поликлинической помощи и Александр Николаевич при желании может занять его место. Предложение было очень заманчивым, поскольку в ведении зама по а-пэ находился консультативно-диагностический центр, а это просто золотое дно, но Алексу тогда бы пришлось оставить кафедру, поскольку центр находился на Ленинском проспекте.
– Но если у вас освободится место заведующего кардиологическим отделением, – сказал Алекс, – то я был бы рад его занять.
Совмещать работу на кафедре с руководством отделением, которое является кафедральной базой можно спокойно и многие так делают.
Главврач пообещал, что будет иметь Александра Николаевича в виду, а Алекс пообещал в ответ, что главный не пожалеет о своем решении. Понимать эти слова следовало так: «ваши личные интересы не пострадают».
В одну из суббот в больницу нагрянул директор департамента с небольшой свитой. Высочайшее посещение имело вид обычного визита, а не комиссионной проверки, и свидетельствовало о расположении директора к администрации академической больницы. На обед в честь высоких гостей были приглашены Павел Остапович и Алекс, больше никого с кафедры не позвали. Директор сказал Алексу несколько теплых слов и словно бы между делом поинтересовался не думал ли Александр Николаевич о руководящей работе. Алекс ответил, что такие мысли у него периодически возникают, но пока что на первом плане стоит защита докторской диссертации, которая почти уже готова.
– Это правильно, – одобрил директор. – Докторская степень – все равно что знак качества.
Когда-то у ювелира Алексея Бушмакина был свой собственный знак – слепившиеся боками буквы А и Б в кружочке. Он ставил его на свои изделия и втайне мечтал о том, что когда-нибудь его работы будут выставляться в музеях… Какие скромные были мечты, даже вспоминать стыдно. Александр Бушмакин в мечтах видел себя директором Кардиоцентра. Если уж мечтать, то с размахом, масштабно!
Однажды, во время посиделок с гранеными стаканами, Алекс поделился своей мечтой с тестем.
– А что? – хмыкнул тесть. – У тебя получится.
На очередном заседании кафедры доцент Садокова сказала:
– Вот умеют же некоторые себя показать! Я бы тоже была не прочь попиариться на реорганизации приемного отделения, только мне не представилось такой возможности. У нас же как? Одним всегда вершки, а другим корешки.
– Если у вас склероз прогрессирует, Лидия Маратовна, то пишите заявление, – сказал шеф. – Мне маразматики на кафедре не нужны.
– Что так? – растерялась Садокова. – У меня, вроде бы, с памятью все в порядке…
– Нет, не совсем, – покачал головой шеф. – Было бы в порядке, так вы бы помнили, как выступали против идеи с кураторством и что Александр Николаевичбыл единственным, кто откликнулся на просьбу больничной администрации.