Южная повесть

За время это навсегда расстались полянские племена Киева с братьями-полянами, на запад ушедшими, позже польским племенам имя давшие. Хорваты — с белыми хорватами, что на ужгородских землях свое княжество обосновали. А сербы лужицкие от своих собратьев балканских на тысячу верст по Дунаю Великому поднялись — и река эта, Истр могучий, единственное, что их соединяет. Бывает, загрустит лужичанин о родине своей далекой и братьям своим и сестрам посылает кораблик по Истру. Истр — суровая река, но венду (так кличут лужичан в землях западных) в горе всегда помогает. И ниже по течению, у Белого города, выходят девицы хороводы водить и одна выловит из воды кораблик этот, да домой на полочку положит. И станет лужичанину легче на душе в момент этот, улыбнется он незримо.

Так расстались и словене, то бишь новгородцы теперешние, с братьями своими — словенцами. Словенцы, пройдя почти всю Русь поперек, выходили с земель славянских с хорватами, оттого зовут их порой хорутанами. Говорят, правда, что словен, словенцев, склавин и словаков всех объединяет их словенский, славянский корень. Потому сказать, откуда ильменские славяне на берегу Ядрана, точно никто не может.

В семье моей же из рода в род передавалась легенда о том, как нашли словене новую родину и поменяли язык, да так, чтобы русичей понимать, а те — их не понимали».

— Откуда знаешь так много, старче?

— Знаю много я, потому что чту предков своих да историю не забываю. И тебе того пожелать бы хотел, да на землях этих, если помнить все будешь — от ненависти умрешь, а коль не умрешь — мстить будешь. Негожее дело затевать. А помимо того, младе, я книг умных читал много, уж коль свидеться нам выпадет случай — тебе те рассказы отдам.

— Какие рассказы? — мальчонка забыл уж совсем, что едут они в лодке к скиту Горана, под ними красовалась темная вода Ильмень-озера, кругом ни души не было видно. Рыбки, не страшась сетей, выпрыгивали из воды и снова ныряли в пучину, водоросли ходили ходуном под днищем лодки. Но старец рукой опытной направлял суденышко к едва заметной полоске на горизонте — к вечеру быть им в скиту точно.

— Жизнеописание Великого путника, младе. То книга великой мудрости, она при правильном применении может многое. Но, слушай сейчас про то, как народ наш кочевал.

Бежали люди наши быстро, аж пятки блестели, да в шапках воздух посвистывал. Хотелось удрать им скорее от домов своих разрушенных, от утрат невосполнимых, да от грядущих разбоев. И те, на ком позор был великий, никак смириться с ним не могли, да сил и веры не было, чтобы смыть его кровью. Отчаяние и трусость остались в памяти и сделали их вечными странниками.

За время пути у них родились дети, и новое поколение выросло. И дети, посмотрев на муки родителей, не захотели стать такими же. Девушки их воспитали в них гордость утраченную и знать не хотели отцов своих. И поколение прежнее, нашло таки покой и избавление от мук совести своей. Трусость их и отчаяние покинули тела бренные, пошли искать по миру новых хозяев. А старцы сгинули, и трупы их по дорогам захоронены были без имен и украшений. Лишь слово одно указывало на их последнее пристанище: слово то было «позор». Шедшие следом племена слово такое предпочли забыть, как и дети впереди идущих. И значить с тех пор оно стало — «внимание», «осторожно», то есть край дороги, обочину.

Новые воины, без отцов росшие, жили мечтою — стать воинами славными и смыть позор предков своих. Дороги назад к разрушенным домам они знать не знали и шли вперед за южными звездами. Византийские воины, которых они встретили на пути, преградили им путь и продать в рабство хотели мужчин, а женщин себе присвоить. Но шаг за шагом, племя за племенем славяне дрались с византийцами, прокладывая себе дорогу вперед и смывая грехи предков своих. Драчливым племенем звал их император, да и они сами поняли, что в земли пришли эти не удирать, а драться. А нет ничего страшнее воина, который дерется за мечту свою, обагренный кровью друзей своих и проклятым прошлым отцов.

За поколением воинов у славян родились мальчики. Их уже грело теплое южное солнце, но дорога была все каменистей и гористей. И там, где в семье отец-победитель был в живых, долг свой считал он выполненным и дальше идти не хотел. Часть людей оставалась здесь, расселяясь промеж Истром и Савой на плодородных равнинах и богатых реках. И, предаваясь воспоминаниям о славных днях боевого похода, стали они жить в мире и согласии. Из детей славных воинов выросло гордое племя, считавшее эти земли своими навсегда и готовое, чтобы доказать отцам свою храбрость и удаль, разгромить любого ворога, подошедшего к очагу.