Южный горизонт (повести и рассказы)

Их было два брата: Бабабек и Агабек; Единственный сын Бабабека — Абен, как уехал на фронт, так словно в. воду канул. Это был единственный и. последний потомок в роду Агабека. Его утешение, его гордость. Агабек крепко стоял на ногах, широко шагал по жизни, и только бездетность постоянно угнетала, удручала его. Сильный, самолюбивый, упрямый, он внешне не подавал виду, не давал недругам повода для злорадства, но в душе тяжко переживал свое горе. С годами становилось все тоскливей. Неотвязчиво думая о наследнике, о. необходимости продления рода, он жадно, как к единственному спасению, потянулся к Жанель…

Только что бушевавший, исходивший паром белый самовар теперь успокоился, остыл. В широкое окно яркими лучами било солнце, отражаясь, играя веселыми бликами на разноцветных одеялах, сложенных у стены, и на большом иранском ковре. Сегодня после снежной метели день выдался ясный: небо чистое, без единого облачка.

В комнате было удивительно тепло, тихо, уютно, Жанель отогрелась, мрачные думы: развеялись, на щеках вновь проступил румянец. Она посмотрела в окно. Чистый, нетронутый снег ослепительно блестел под солнцем. Возле дома резвились дети, играли в снежки. Под окном в поисках пищи прыгали, нагло каркая, вороны.

— В наш дом пришла горе, — тихо проговорила вдруг Рысжан.

От неожиданности Жанель вздрогнула, испуганно повернулась к Рысжан, но та отвела глаза, пусто, бессмысленно глядя куда-то вдаль. Жилы на руке, в которой она держала чашку, набрякли. Горячий пар. белесым, облачком проплывал мимо ее лица. Она отпила глоток медленно, дрожащей рукой поставила на скатерку чашку.

— Вчера почтальон принес… на Абена… похоронку…

— Боже, что вы говорите?!

Рысжан сощурила глаза, по-мужски потерла широкий белый лоб. Голос ее дрогнул:

— Сама знаешь, у Бабабека не было детей, кроме Абена. Когда с Бабабеком случилась эта беда, жена его подалась к своей родне и больше о ней никто ничего не слыхал. Время было такое. Утопающий, говорят, хватается за соломинку. Так и она, бедная, уцепилась, видно, за чей-то подол, замуж вышла. Абен хорошо учился, на него возлагались большие надежды, но его из-за отца исключили из… этого… енжанерного инстута[13]. Тогда и Агабека таскали. Как-никак единокровный брат. Но потом оставили в покое. Он был активистом, работал, не покладая рук, числился на хорошем счету. Может, это и спасло его. Да-а… — Рысжан вздохнула, задумалась. — Абен тянулся всей душой к учебе. Изменил бедный мальчик свою фамилию, поехал в Москву, поступил в инстут. Видно, в больших городах и справедливости больше. Никто там тревожить его не стал. Перед самой войной приезжал, такой длинноволосый, в аул на отдых… Эх… Кто знал, что мы тогда в последний раз его обнимали?!

Да, да… Жанель помнит, какая суматоха тогда поднялась в ауле. Все только и говорили о приехавшем из Москвы ученом племяннике баскармы. Агабек от радости ходил петухом, садил племянника на аргамака, сопровождал всюду. Всем было любопытно: какой же он, ученый человек, и Жанель тоже глазела на него. Абен, сидя на коне и улыбаясь, рассказывал о чем-то дяде. Было это на стане, девушки и молодые женщины откровенно таращили глаза на столичного гостя, а он вроде и не замечал их. Агабек, явно хорохорясь, хлопал племянника по спине, кивал головой, громко хохотал, важно восседая в седле…

Абен был высок, худощав, смугл. Ничего особенного во всем его облике Жанель не нашла. Нос с горбинкой, с тонкими ноздрями нависал над верхней губой. Глаза глубокие, бесцветные. Лицо худое, плоское, как говорится, кожа да кости. И весь он был какой-то усталый, квелый. Тонкая шея, казалось, с трудом удерживала непомерно большую, тяжелую голову. На крутой лоб спадали жидкие рыжеватые волосы.

"Ойбай-ау, да где же у него скрывается ученость?! — удивлялась Жанель, пристально разглядывая джигита. — Да, он, верно, и ученый не бог весть какой. Самый небось обыкновенный городской прощелыга с папкой под мышкой".

Выходит, погиб бедный. Ах, горе, горе! Косит подлая война мужчин.

— Я помню его, апа. Видела… Такой молодой!

— Что и говорить, милая! Хороший был мальчик. Бог дал ему талант. На целую голову выше своих сверстников был. Говорят, какой-то большой русский ученый благоволил к нему, под крылом своим растил. Будто говорил этот русский, что со временем из Абена большой человек выйдет. Весь мир, дескать, его знать будет.

— Наш аульный мугалим[14] Куандык тоже всегда хвалил моего Нуртайжана. Говорил: способный, умный. Только отец умер, не смог учиться дальше. Такой маленький был, а длинные киссы[15] наизусть знал. Ах, злая судьба! Лишила его жизни, а меня, горемыку, — радости…

— Э, милая, война по всей земле горе сеет. Помню, отец-покойник всегда говаривал: войны, набеги, битвы веками нас преследуют. И до нас люди покоя не знали. Но каждого насильника, всякого злодея неизменно ждет возмездие… Что ж, будем ждать, когда придет тот час расплаты.