Южный горизонт (повести и рассказы)

Самым страшным было то, что сломленный болезнью Агабек был, однако, в совершенно здравом уме, сознание оставалось ясным. Уж лучше бы он свихнулся. Тогда, может, не терзался бы так, не мучился. А то лезет в голову всякое, изматывает усталое сердце.

Вот девочка Айзат — плоть Бекбола, его живая память. Сейчас он и ей сказал неправду. Все ложь!.. Надо признаться: даже перед смертью не хватило мужества сказать все, как было. Он хотел все грехи свои свалить на Бекбола, очернить его перед родной дочерью и тем самым обелить себя в глазах девочки, вымолить прощение, искупить вину.

А зачем ему, собственно, прощение? К чему искупление? Умершему не все ли равно? Так подсказывает трезвый рассудок, да только сердце не хочет прислушиваться к его голосу. Да и от страха перед неведомым не уйдешь. А что, если впереди все же не мрак, не тлен, а иная жизнь, иной мир, о котором назойливо твердит ишан Аил, и где на весах справедливости точно взвешивают добро и зло? Как тогда быть?..

Человек с рождения ищет счастья. Агабек — лишь один из многих его искателей. Только он пошел напрямик, напролом, хотел подстеречь, заарканить неуловимое счастье на большой дороге. Это, оказывается, неверный, скользкий путь. Он лежит далеко в стороне от дороги справедливости, чести и истины. На этом пути люди не знают жалости и друг-другу дороги не уступают. Так себя вел и Агабек.

И пусть Бекбол пеняет на себя, если он постоянно оказывался на его пути. Ну, конечно, неправда это, напраслина, что он, якобы, принес землякам много горя. По правде говоря, это ему, Агабеку, Бекбол ни в чем не давал спуску. Тесно стало им на одной дороге, как говорится, две бараньи головы в один котел не поместишь. Агабек, чего скрывать, не ради колхоза гнул хребтину. Вся сила, изворотливость, ум были, первым долгом, нацелены на личную корысть. И на честь колхоза смотрел всегда и прежде всего с высоты своей личной чести. Разумеется, на собраниях речи говорил совсем иные, очень правильные.

Бекбол же по самой природе своей был совсем другим. Сын бедняка и сам бедняк, он с головой ушел в советскую работу, и себя не щадил, и земляков все тормошил, торопил к равенству, к изобилию, к светлой доле. Агабек тоже не был балованным байским сынком. Однако от забот и хлопот толпы старался держаться подальше.

Не сразу Агабек поднял на Бекбола руку. Сначала градом обрушил на его голову разные кляузы, анонимки. По навету Бекбол даже отсидел месяц-другой. И все же он каждый раз вырывался из цепких когтей уготованной ему Агабеком судьбы.

Так хоть бы угомонился, жил бы тихо-мирно. Какой там, шагу ступить Агабеку не давал. Постоянно колол глаза своей назойливой правдой, горячась при этом и нажимая на горло. Давно уже пришел конец былой их дружбе. И про клятву юношескую забыли. А в то, что не за поруганную честь, не за осквернение супружеского ложа мстит Бекбол, Агабек убеждался не раз.

Ни лестью, ни хитростью нельзя было подкупить упрямого Бекбола. Во время конфискации баев он уличил Агабека в присвоении нескольких голов конфискованного скота, и едва не выслал вместе с баями.

Обо всем этом Агабек однажды намеками поведал брату, приезжавшему из столицы в командировку. На правах единокровного брата просил, умолял любым способом избавить от красноглазой напасти по имени Бекбол. В больших и малых аульных стычках Агабек постоянно хорохорился, грозился, размахивал именем работавшего в наркомате старшего брата, словно дубиной. Однако в делах и настоящей жизни Бабабека, в поисках учебы рано уехавшего из дома, он был несведущ. Даже после стольких лет разлуки братья ни разу не поговорили по душам, не поделились своими тайнами. Молчалив, суров, замкнут от природы был Бабабек. Тогда ему было только за сорок, но на вид он казался значительно старше; лицо избороздили глубокие морщины, на голове почти не осталось волос.

Выслушав рассказ о Бекболе, Бабабек нахмурился, недовольно, даже с презрением глянул на младшего брата:

— Ты что тут мелешь?! Радоваться нужно, что есть такие деловые, решительные, преданные нашему общему делу джигиты. Тебе следует с такими рука об руку строить новую жизнь. Ведь такие, как Бекбол, всем сердцем приняли наш строй, с чистой совестью пришли в нашу партию и именно на таких держится Советская власть.

В больших, немного навыкате глазах Бабабека сверкнули гневные искорки.

Промолчал тогда Агабек, будто в глотке застрял камень. Однако не стыд, не досаду испытывал перед старшим братом, умудренным жизнью, а, наоборот, с внутренним превосходством усмехнулся про себя: "Ученый, знаменитый человек, а такую, прости господи, чушь говорит. Эх, дали бы грамоту Бабабека мне, я бы не в Алма-Ате, а в самой Москве давно сидел".

Агабек всегда считал, что на одной честности далеко не уедешь. Этак и к старости никуда не доберешься. В справедливости этой своей "философии" Агабек окончательно убедился позже, когда был оклеветан, ошельмован Бабабек. Нет, нет, сам Агабек никому не был врагом. Он враждовал лишь с теми, кто стоял поперек его дороги. Потому что не желал упускать своей доли. Не хотел оставаться в дураках.