Южный ожог

Шубин попробовал, и чуть челюсть не скрутило.

– Что это, мать вашу?

– Яблоки, – повторил Бандурин.

– Почему кислые?

– Потому что соленые, – объяснил боец. – На Украине столько яблок, что их некуда девать даже в военное время. Приходится солить. Самый популярный продукт.

– Супы из них варят, каши, – подтвердил Зиганшин слова товарища. – Очень бодрит, товарищ капитан. Нужно лишь привыкнуть. Вам делать нечего, вот лежите и привыкайте.

– Хорошо, буду привыкать, – вздохнул Шубин. – Что нового в свете?

– Сидим на заводе, – сказал Старчоус. – Проводим физическую подготовку, а также повышаем свой идейно-моральный и политический уровень. Бездельничаем, проще говоря. Находимся в резерве у высшего командования. Подкреплений нет, ни одного человечка не прислали. Думаем, пора бы наше подразделение переделать во взвод, хотя и для взвода людей маловато…

– Не забывайте, что я пока еще ваш командир. Будет что-то новое – бегом ко мне на доклад.

– Мы знаем, товарищ капитан. Ждем вашего возвращения. Рады, что вы пошли на поправку. Вы яблоки-то ешьте, они только с виду такие страшные.

– Что с лейтенантом Комиссаровым?

– Да так себе, – помялся Прыгунов. – Ранение тяжелое, сразу отправили в военно-полевую хирургию в Чугуеве, до Харькова бы не довезли. Две пули из груди вынули, легкое пробито. Лейтенант Коваленко наводил справки – вроде живой, но в сознание не приходит, перенес несколько операций. Будем кулаки за него сжимать, товарищ капитан.

– Что на фронте?

– Нам не докладывают. Вы же знаете, товарищ капитан, об успехах говорят охотно, а вот о неудачах… Третья танковая армия несет тяжелые потери, но выходит из окружения. Правда, танков у них осталось с гулькин нос. Но это ничего, наша промышленность только за сутки сотню танков клепает. И не каких-нибудь, а «Т-34». Еще есть сведения, что от Ахтырки наши отошли, линию фронта выравнивают, чтобы где-нибудь не вспучило. Да все нормально, товарищ капитан. Подкрепление получим – отобьем все, что отдали, и дальше пойдем.

Приход подчиненных заметно взбодрил. Угораздило его оказаться в этой тюрьме! Зачем стал палить из окна? Немцы прошли бы мимо, Файзуллин отправил бы сообщение и выжил. Впрочем, тоже бабушка надвое сказала. Отправить сообщение значило подставить под удар части 6-й армии, прибывшие так внезапно… Глеб анализировал события той ночи, рассматривал их под разными углами и приходил к удручающей мысли: все равно допустил ошибку, подставил своих людей…

– Самобичеванием занимаешься, капитан? – усмехнулся полковник Макарчук, заглянувший в тот же день. Больной лежал пластом, хотя и сделал вид, что собирается встать. – Мы все когда-то, капитан, занимались самобичеванием, считали, что допустили серьезные промахи, приведшие к гибели людей. Это нормально, и в каждом раскаянии есть свой резон. Но в твоем случае это не действует. Ты выполнил задачу на отлично, сберег часть людей, и за это тебя Родина не забудет, представит к правительственной награде. Твою работу трудно переоценить: войска закрепляются на рубеже и уже отбили пару атак. Немцы пытались подойти к Харькову с востока, но это у них не получилось. На рубеж Красный Лиман – Балаклея уже перебрасываются наши дополнительные части, оборонительный рубеж растет в глубину и ширину. Так что гони дурные мысли, капитан, все сделано правильно. Людей жалко, но могло погибнуть еще больше… Что это у тебя? – Полковник уставился на странное содержимое миски.

– Яблоки, товарищ полковник, пробуйте.

– Ладно, будем считать, ты мне отомстил, – хмыкнул Макарчук, приведя в порядок лицевые мышцы. – Не знаю, правда, за что. Это то же самое, что делать варенье из огурцов и помидоров. Неужели в этой больнице настолько плохо кормят? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Никак нет, товарищ полковник, у меня все есть, всем доволен, здесь прекрасный уход, отзывчивый и доброжелательный персонал.

– Да уж. – Макарчук проводил глазами костлявую медсестру, пришедшую измерить температуру у майора-связиста. – От души сочувствую, Шубин, больница не сахар. Один запашок чего стоит… Как видишь, сбылись мои прогнозы. – Полковник понизил голос, чтобы не слышали соседи по палате. – Хотя я этому не рад. Стараюсь не бахвалиться, мол, предупреждал. И тебе советую помалкивать, дольше проживешь. Перехитрил нас старый лис Манштейн, обул и переобул. Под Изюмом их сороковой танковый корпус нам хорошенько всыпал. От танковой группы Попова остались рожки да ножки. Танковую армию Рыбалко постоянно атакуют бронетанковые корпуса СС. Окружили нашу группировку в районе Красноград – Кегичевка, вышли на реку Берестовая. В котле пятый кавалерийский корпус, два танковых корпуса, три стрелковые дивизии, а это ни много ни мало сто тысяч штыков. Получили приказ на отход, когда уже в окружении находились. Двинулись в прорыв на север, в сторону Тарановки. Мало кто вырвался, но были такие. Немцы слухи распускают, что все оставшиеся в котле добровольно капитулировали… У Рыбалко в его третьей танковой армии очень плохи дела. Разгром почти назрел, и если немцы ее разгромят, то откроют себе дорогу на Харьков.