Иван-чай: Роман-дилогия. Ухтинская прорва

— А ты ведь мне так и не рассказал про Мотовилиху. Долго ли пришлось там работать, Пантелеймон? — спросил между тем Андрей. Пермский завод не мог пройти бесследно в жизни Батайкина, коли Пантя был там два года назад. Мотовилиха пережила тогда бурные дни.

— В том-то и дело, что маловато я там пробыл, — с сожалением ответил Пантя. — Одно слово — сезонник… А зря! Вижу, стоило б припаяться к заводу насовсем. Там тоже учили нашего брата, что защиты искать негде. Есть, правда, такие люди, что знают про нашу беду, да маловато их. А притом страшновато их слушать, вот что.

Андрей засмеялся:

— Отчего ж страшновато?

— Высоко берут. До самого царя…

У Якова похолодело под ложечкой. Он с недоумением уставился на своего долговязого, жилистого приятеля. Был парень как все, а теперь вдруг заговорил с постояльцем на одном, общем языке, которого Яков, по правде сказать, и понять-то как следует не мог. Знал одно: опасным был тот язык, подальше надо бы держаться от него.

Подальше! А как не заговорить, если самого Якова ободрали как липку и он не знает даже, как теперь жить?

Раньше удачное лесованье на целый год избавило бы его от опасных раздумий, а ныне хоть бери ножик в зубы — да на Вымь, где много богатых путников развелось. Один конец!

Три вечера кряду провел Яков у Панти. Обоим надо было думать о зимнем хлебе, каждый втайне думал о судьбе Агаши. Нужны были деньги — значит, следовало искать заработка.

Нигде поблизости путного дела подыскать было нельзя, поэтому Пантя склонялся к тому, чтобы махнуть на Ухту: там ждали верные заработки, а дело сезонное. Как раз к зиме вернулись бы домой.

Яков слушал его, согласно кивая головой, а сам еще хорошо не знал, куда держать путь. Конечно, друг его был куда опытнее, но и ему случалось приходить домой без копейки в кармане. Трудно было Якову понять такие «заработки» раньше, а сейчас он, как говорится, своим умом дошел… Особенно его озадачило, что ухтинскую дорогу строили сразу два хозяина — Никит-Паш и еще какой-то поляк из Вологды. Кто из них честнее, кому довериться, где могли выгоднее платить — ничего не знал.

— Никит-Паш хитрее, — говорил Пантя, прицениваясь то к одному, то к другому подрядчику. — Он собирается, говорят, рубить просеку от самой Ухты на юг. Сообразил, дьявол, что мужички работать будут дружней, подвигаясь к дому. Да и податься им будет некуда. У него дело пойдет. А все же я поляку больше доверяю: как-никак казенное вершит. Казенное всегда верней. Что земством установлено, всегда получишь…

«Казенное?» Якову припомнились последние пятнадцать рублей и порядок «плати, не то корову со двора», и он поежился. Кто знает, может, сам Никит-Паш уж и не так плох, как его приказчики? Может, при своем богатстве и не станет свежевать заживо бедного человека, земляка? Зря хвалит Пантя казенный порядок. Коли б жили все без писаных законов, по совести, больше ладу было бы…

— Платить как будут? — спросил он для проверки.

Пантелей и это знал.

— Плата одинаковая, если разобраться. Никит-Паш на тридцать копеек больше положил, да вот вопрос: по какой цене у него хлебушек пойдет там, в лесу? Думаю, одно на другое и выйдет!

— К Никит-Пашу надо идти, — как-то сразу решил Яков, хотя и не мог бы доказать правильности своей догадки.

— Зря спешишь с выбором-то, — не согласился Пантя, — Это ты на землячество надеешься? Видать, не знаешь еще, что соседская палка иной раз больнее заречной лупит…

Они долго спорили и разошлись по домам, так и не договорившись.

Утром, однако, разговор пришлось возобновить: чуть ли не половина взрослых мужиков деревни собралась на заработки к Никит-Пашу…

Федор Сорокин вторую неделю сидел в Усть-Выми.

До волости уже дошел тот номер «Губернских ведомостей», в котором была опубликована статья «Ложный ажиотаж», направленная Трейлингом в Вологду, и Сорокину следовало спешить. Но пароход с железными трубами и бурильными приспособлениями для Ухты задержал его на целую неделю.

Приказчик, сопровождавший груз, оказался чрезвычайно бывалым и несговорчивым коммерсантом. Федор третий день поил его водкой и никак не мог добиться толку. Тот, видимо, уже понял выгодность предполагаемой сделки, надолго задержал пароход, а на перепродажу оборудования не соглашался.

«Тертый, проныра!» — возмущенно думал Сорокин, доливая в граненые стаканы вонючую жижу и неуверенно подвигая наполненную посудину к партнеру.

— За ваше… За деловых людей! — напирал он. — Я вам предлагаю самое безубыточное дельце. Все расходы будут покрыты с лихвой. Неужели вам это не ясно?

— Уж куда ясней… — хихикал рыженький горбатый приказчик, — Куда ясней! Да ведь не могу я принять такое решение, дорогой мой! Ведь это большими неприятностями пахнет, а?

Сорокин и сам догадывался, что дело могло обернуться неприятностями, однако за это отвечал патрон. Он затевал какую-то большую игру, и ее следовало вести как можно энергичнее.

— Позвольте, позвольте! О каких неприятностях вы говорите? — настаивал Сорокин. — Если о неустойке, то я уже сказал, что мы принимаем это на себя. Мы платим наличными сумму возможной неустойки!