Иван Дорога

И теперь мне кажется именно это материнское тепло, что она не тратила понапрасну на всю остальную жизнь и отцовская готовность участия и давали то чувство размаха. Нет – свободы, так или иначе такого ощущения мира, всматриваясь в которое, ему не было видно края. И может от того, по мере взросления в моем характере оставалось мало места для навязчивости или еще недавней обиды на всё и вся, замещая их стремлением к самостоятельности. И может быть именно это послужило возможностью начать рассматривать моих родителей не только как нечто целое, но и как полноценные отдельные личности.

В нашем доме не было ощущения некого тесного мирка. Например, никто не хотел смотреть телепередачи Чумака и Кашпировского с целью зарядки воды. Никто не переживал выиграет ли «Автомобиль!» очередной участник «Поля Чудес», кажется не забывая о том, что согласно сказки Алексея Толстого оно располагается в «Стране дураков». Единственное что смотрели родители с интересом, но без азарта это «Что? Где? Когда?» (ну и само собой фильмы: советские, итальянские и самые любимые французские). При этом моё желание не отставать от времени и посмотреть какой-нибудь фантастический или военный боевичок, насколько я помню никогда пресечь не старались и может быть от того я не особенно к этому стремился.

Домашний порядок не рассматривался мной как бремя, он мне даже нравился. Это отношение к жизни давало некую высоту взгляда. И даже обыкновенно деревенские занятия: уход за огородом и курами, растопка печи и сбор яблок, малины и облепихи, воспринимались мной как простая смена деятельности или даже экзотика, при том что я не знал сравнений – ведь я родился здесь. Но если взять отношение к тем же занятиям моих друзей – для них это было не иначе как трудовой повинностью.

Мировоззрения родителей складывались в некий купол внутри которого царили иные метафизические процессы. Зато стоило мне выйти за порог дома как стены сдвигались, и сила лично моего импульса, представленная, как правило в виде разрушительной и лишенной четкого вектора волны, позволяла действовать только в рамках тесного коридора хулиганских позывов. Кто бы знал, как мне нравился этот контраст!

В такие моменты я чувствовал себя как какой-нибудь греческий божок принявший вид не человека но гопника и втихаря сошедший с «Олимпа» за тем чтобы пуститься во все тяжкие. Насытиться общением с друзьями, девушками и ощутить энергию толпы.

В моем поселке, как районном центе и самом крупном населенном пункте на несколько сотен километров в округе, прикосновение цивилизации на фоне прочего ощущалось особенно. Люди с близлежащих деревень и сел ехали сюда практически с тем же расчетом с коим едут в город: за более дешевым товаром (как правило одеждой), или учебой. Хотя кроме среднеобразовательной школы здесь имелась только профессиональное училище, но тем ни менее. Кроме того, из признаков цивилизованного общества, помимо обязательных административных и муниципальных точек: поликлиники, налоговой инспекция, сельского совета, милиции, суда, военкомата уже упомянутых учебных заведений, нашлось место и культуре.

Местная администрация, уж не знаю по какому случаю, может в приступе неслыханной щедрости или необъяснимой душевной боли по падению культурного облика селян, построила здесь неоправданно большой дом культуры. Может от того что прежний маленький клуб сгорел в конце восьмидесятых (по рассказам во время проката фильма «Кинг Конг – жив») и «культуре», нужно было где-то себя культивировать и нести в массы? А массы как известно не готовы окультуриваться под открытым небом (разве что на Масленицу). Хотя и новый клуб в смысле культурной нагрузки не соответствовал масштабам застройки (она была неоправданно большой). Здесь располагалось: несколько детских кружков (занявших пять кабинетов из двадцати), большой спортивный зал, где время от времени играли в волейбол и концертную площадку на триста мест. На ее сцене, время от времени выступала местная самодеятельная фольклорная группа, под названием «Ручеек». Она состояла из десятка незамужних женщин постбальзаковского возраста в красных в вышивке сарафанах и одного «закодированного» гармониста в косоворотке: бойкого, но с грустью в глазах. Да, местные власти в смысле знаний вкусов молодежи, а вместе с тем ее заинтересованности в культурном досуге, отстали, наверное, лет на тридцать, вернее остались в том времени. А то что действительно привлекало молодёжь так это редкие прокаты уже порядком устаревших фильмов и та самая дискотека, но только в контексте противоположения «культурному воспитанию», в традиционном его понимании.

В общей последовательности событий, бегущих теперь перед глазами, память словно сдвинула в сторону все прочие походы на танцы и подробно выделило только один. Что тут можно поделать – сейчас я не волен этим управлять – теперь я только зритель, и просто смотрю фильм, с плохим названием «Моя жизнь».

Глава 2. На дискотеку