— Что делать, Иване? Прежде всего делать, а не сидеть!.. В дела вникать. В думу ходить. Челобитчиков твоих слушать, а не гнать их со двора взашей. Земле твоей управу дать во всём. Войско твоё устроить. С государями иноземными совет держать, а вражду с ними утишать. А татар поганых, и казанских, и астраханских, и крымских, навалившись всею землёю Русской, наконец, раздавить! Чтобы и головы поднять не смело, племя проклятое, больше никогда... Что делать, говоришь? Много дел у тебя, царь! Много, и одному тебе их не одолеть. Людей себе в помощь искать, молодых... о державе твоей болеющих, преданных и тебе, и делу твоему. Помогут люди тебе, Иван! Помогут, если будешь и ты милостив к ним... Но помни, царь: выше разума человеческого должность твоя на земле! И лишь Небо знает твой путь. Молись, Иване! Молись, и Господь не оставит тебя! Не в гульбе и не в пышности, не в гордыне и всяческом величании спасение твоё, царь.
В молитве тихой и смиренной, и в постах, и в покаянии, и в очищении души твоей от помыслов скверных и греховных надежда твоя. А вместе с тобой и надежда всей земли твоей. Молись, царь! Молись, и Господь просветит тебя...
— А ты... А ты, поп, не покинешь меня? Не бросишь в тяжкую минуту, не предашь?.. Никому я не верю, поп. Всех боюсь. Отовсюду жду гибели себе... Клянись святым крестом, отче Сильвестр! Клянись душой своей бессмертной и Именем Того, кто послал тебя ко мне, Что отныне ты мой и ничего мимо меня тебе в жизни не искать...
— Клянусь, государь!.. О, Иване, Иване, дитя моё! Прииди ко мне, и я отогрею тебя и верну тебе веру в людей и в Божественную судьбу твою. И молитве кроткой научу тебя, и вдохну надежду в сердце твоё, и буду опорой тебе в горестях, и в светлых радостях твоих... Я твой, Иване! И буду твоим до последнего часа, до последнего дыхания моего...
— Добро... Добро, поп. Хочешь, я назначу тебя моим духовником? Или... Или прими постриг, и я посажу тебя митрополитом на Москве... Макарий дряхл, немощен. Надо думать, дни его сочтены...
— Ничего мне не надо, государь! Ничего — ни богатств, ни чинов церковных, ни посоха святительского... Дай мне только право говорить с тобой! Дай мне право утешать тебя, и наставлять, и печалиться вместе с тобой, и людей для тебя искать, кто мог бы и своё плечо подставить под тяжкую ношу твою, ибо одному тебе с ней не совладать. Дай мне право молиться за тебя, царь, и просить у Всевышнего удачи тебе во всём, и если вновь будет мне глас либо знамение с Небес, бестрепетно тебе о том сообщать... Ничего мне не надо! Ничего. Была бы тверда держава твоя, великий государь, и были бы в добром здравии ты и царица твоя, и прекратились бы мятеж, и смута, и раздоры всяческие на Москве... А устроится земля твоя, царь, успокоится народ, и войдёшь ты в мужество своё, и утвердится власть твоя по всей державе твоей — отпусти меня, смиренного, в монастырь, душу спасать да Бога молить за тебя и за весь народ христианский, да книги писать. Ибо с младенческих самых лет таким, а не другим видел я в мечтаниях моих свой конец...
— Добро... Будь по-твоему, отче Сильвестр. Верю я тебе и словам твоим... Верю! Пока... А теперь иди. Я устал. Разум мой мутится. И ноги мои не держат меня... Благослови, отче Сильвестр! Благослови сына духовного своего... Но из Москвы, поп, смотри, никуда не отлучайся! Скоро... Скоро, наверное, ты понадобишься мне.
...Тих и задумчив был царь, когда вновь закрылись за ним двери царской опочивальни. И тих, и кроток, и полон любви был взор юной царицы Анастасии, встретившей на пороге господина своего.
—Они... Они ушли, Иван?
— Ушли. Поп тут один, неведомо откуда взявшийся, остановил их. А пушкари прогнали... Теперь они далеко. Наверное, уже в Москве...
— Матерь Божия, Владычица Небесная! Ушли? Значит, спасены? Иване, Иване, сердце моё — значит, мы спасены? Значит, мы будем жить? И ты опять будешь со мной и будешь любить меня? Мы спасены, Иван! Спасены!
Вскрикнула царица, всплеснула руками и затихла в объятиях царственного супруга своего, молча гладя его по груди, по вискам, по слипшимся от пота волосам...
— Да, Настенька! Да. Спасены. И я опять царь, и опять в державе моей всё спокойно и всё подвластно мне... А сделал это всё один бесноватый поп! И этот поп ругательски ругает меня, и грозит, и кричит, что он послан мне Небом, чтобы спасти меня…
— А если так? Если так оно и есть, Иван? Если он и вправду послан нам с тобой Небом? А ты...
— А что я?
— А ты отринешь его, и Небо обрушится на тебя, и мы погибнем, и держава твоя погибнет вместе с тобой... Иване, Иване, мне страшно! Я жить хочу! Я хочу любить тебя, я хочу, чтобы у нас были дети, внуки, я хочу состариться с тобой на одной подушке... Я царствовать хочу, Иван! Я хочу, чтобы люди до скончания веков поминали тебя добром, а вместе с тобой и меня, верную рабу твою...
— Думаешь... Ты думаешь, он действительно нужен мне, этот поп?