Иван Грозный

Вот что произошло в роковые дни царской болезни. Летопись сообщает, что «в среду 3 недели поста, марта 11, разболелся царь». В Царственной книге записано: «Грехов ради наших посетил Бог немощью нашего царя, и сбылось на нас Евангельское слово: “убьешь пастыря, разойдутся овцы”». Тут же сказано, что государь, поехав к Троице, велел боярам отправляться в Казанские земли и выделять участки для поместий. Действительно, источники скупы на свидетельства о причинах болезни. Сообщают, что Иван неожиданно заболел сильной горячкой. Лекари заявили, что болезнь царя неизлечима. По старому русскому обычаю тяжело больному царю прямо сказали, что он «труден», и государев дьяк Иван Михайлов «вспомянул государю о духовной». Царь повелел «духовную написать» и в ней завещал царство своему сыну, князю Дмитрию, родившемуся в день взятия Казани и бывшему еще «в пеленицах». Произошла коллизия. Дело в том, что, кроме царевича Дмитрия, в царской семье было еще два князя: родной брат царя Юрий Васильевич, который «умом не вышел», и его двоюродный брат Владимир Андреевич, сын удельного старицкого князя. Но, по московскому порядку, ни Юрий, ни Владимир не могли наследовать царю, так как Москва уже твердо держалась наследования по прямой нисходящей линии.

Государь приказал составить духовное завещание, по которому власть в государстве передавал грудному младенцу, сыну Дмитрию. Тотчас по составлении завещания Иван привел ко кресту «на царевичево княже-Дмитриево имя» бояр своей «ближней думы». На другой день, 12 марта 1553 г. «призвал государь бояр своих всех» и просил их присягнуть своему сыну. Однако из-за тяжелого состояния Ивана церемония присяги проходила не в его покоях, а в «передней избе» дворца. В эту минуту и произошло неожиданное для Грозного осложнение. Бояре при тяжелом больном устроили «брань великую и крик и шум велик». Позицию многих бояр, опасавшихся возврата к боярскому правлению, высказал близкий к царю окольничий Федор Адашев, отец любимца Ивана. Он заявил: «Тебе, государю, и сыну твоему мы усердствуем повиноваться, но не Захарьиным-Юрьевым, которые без сомнения будут властвовать в России именем младенца бессловесного. Вот что страшит нас! Мы уж от бояр до твоего (царя) возрасту беды видели многие», – подчеркнул он при этом. Не спешил присягать младенцу и двоюродный брат Ивана Владимир Андреевич. Он с гневом сказал боярину Воротынскому, укорявшему его в ослушании; «Смеешь ли ты браниться со мною?»: «Смею и драться, – ответил Воротынский, – по долгу усердного слуги моих и твоих государей, Ивана и Дмитрия; не я, но они повелевают тебе исполнить обязанность верного россиянина». То есть бояре, в том числе и члены «Избранной рады», проявляли больше заботы о своем будущем, чем преданности умирающему царю и его семье. Они понимали, что в этом случае управление перейдет в руки родных по матери – Захарьиных-Юрьевых, «а Захарьиным, Данилу с братией, нам не служивати». На стороне бояр, не желавших присягать Дмитрию, оказался и духовник царя Ивана Сильвестр. Он поддерживал дружеские отношения с семьей Старицких. В то время, когда бояре, присягнувшие царевичу Дмитрию, осуждали поведение Владимира Андреевича, священник с жаром стал его защищать. Он говорил боярам, что они «дерзают удалить брата от брата и злословят невинного, желающего лить слезы над болящим».

Дело в том, что в глазах княжеской аристократии Захарьины были людьми «молодыми» и худородными. Их стремление «узурпировать» власть вызвало сильное негодование в Боярской думе. Осуждению подверглись не только Захарьины, но и вся царская семья. Князь С. Ростовский, сторонник двоюродного брата Ивана IV Владимира Старицкого, на тайной встрече с литовским послом, которая состоялась вскоре после выздоровления царя, четко выразил отношение бояр к возможному регентству Захарьиных. Он сказал: «Что их всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых людей, а нас (бояр) ими теснит, да и тем нас истеснил, что женился у боярина у своего (Захарьина) дочер взял, понял рабу свою и нам как служити своей сестре?». Знать, пережившая правление Елены Глинской, недвусмысленно заявляла, что не допустит к власти царицу Анастасию Романовну и ее родню.