Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

Иван Колымет доложил Курбскому, что московский парень Игнатий Хвостов живет, как дома, у Софии Каменской. Он конюх на усадьбе "Стара Весь". Красавица-вдова души в нем не чает. Болтают люди, будто он полюбовником ее стал. Хорошо бы пустить по Москве слух через Петьку Сухарева об измене Хвостова!

- Вижу я, холопом он царским, верным человеком у Ивана был, да и не нарочно ли его оставили тут у нас? Не соглядатай ли? Надобно и воеводе здешнему знак дать, - мол, соглядатая нашли... Пани Каменская прячет его. Эта пани доносила на тебя, князь. Свидетелем на суде против тебя была! Не худо бы припомнить это.

Курбский молчал. Он думал: не слишком ли много чести пускать по Москве слух о переходе на сторону поляков простого, незнатного стрельца? Стоит ли ради этого поднимать шум? Колымет готов каждому человеку сделать какую-нибудь пакость, ему все равно, а князю Курбскому не к лицу вступать в борьбу с пленным холопом. Смеяться будут королевские вельможи. Другое дело - оклеветать какого-нибудь нужного царю воеводу либо боярина. Такое в прошлом бывало. Ну, а теперь... чего добьешься этим? Больше пользы приласкать юношу, привлечь на свою сторону.

- Не время и не к месту ныне мстить Каменской, Ванюха. Не такое тут дело. У каждой вдовы, у каждой красивой пани есть любовники - за это ни король, ни сенаторы на нее не рассердятся. Да и бог простит ее. В Москве пускать такой слух стоит ли? Малый человек - тот Игнашка... И царю он, не бог знает, какой слуга...

Колымет рассмеялся:

- Поздно, князь. В Москву уже поскакал от нас Яшка, наказал я ему, чтобы донес о нем смоленским людям, а те в Москву бы дали знать. Малый он или не малый, - а царю Ивану все будет досада от того!

Когда шел этот разговор, в соседней комнате стоял сельский мельник, которого для размола зерна вызвал на усадьбу Курбского Иван Колымет. Услыхав имя Софии Каменской, он стал прислушиваться к громко говорившему Колымету.

Князь Курбский выразил неудовольствие, что Иван Колымет без его ведома делает то, что не по душе князю.

Колымет резко и грубо ответил князю, что он - не раб ему и не холоп. Ранее он был дьяком в Посольском приказе, а это чин не малый. Он может думать по-своему.

Курбский побагровел и закричал на него: - Поди вон!

Колымет, обозленный, хлопнув дверью, вышел из комнаты князя. Наткнувшись на мельника, он сказал ему с раздражением:

- Чего ты тут толчешься? Не до тебя мне сегодня. Приходи завтра.

Мельник поклонился и ушел.

Почти бегом направился он по дороге на усадьбу Каменской.

Найдя в конюшне Игнатия Хвостова, мельник передал ему все, что слышал в доме Курбского.

- Меня сочли изменником! - ужаснулся Хвостов. - Что же мне теперь делать? Я - изменник?!

- Госпожа тебе доверяет... Она тебя жалеет. Но она тебя и любит. Ей не надо ничего говорить. Возьми ночью лучшего коня в ее конюшне и скачи к московскому рубежу. Он не так далеко отсюда. Скачи, не теряй времени, сказал старый мельник-литвин.

- А чтобы твой царь встретил тебя не плахой, а с приветом, возьми у меня... Там я на мельнице спрятал планы польского воеводы. В лесу хмельной пахолик потерял. Вез он планы те в Краков. В них царь найдет то, что ему нужно, и знать он будет то, чего, по мысли Замойского, царь не должен знать.

Наступила ночь. Луна то скрывалась в темных космах облаков, то снова появлялась в полной своей красе.

Пани София веселилась с приехавшими к ней погостить родственниками. Из окон замка доносились песни, топот плясунов, звеневших шпорами, крики, веселый, хмельной шум...

Игнатий потихоньку оседлал самого быстроногого коня, спрятал под нательную рубашку большие листы бумаги, что дал ему мельник, и, выведя тихонько коня в ближайшую рощу, вскочил на него и помчался по дороге прочь из усадьбы.

Мельник перед этим указал ему ближайшую дорогу к московским рубежам.

- А коли кто будет спрашивать, куда путь держишь, скажи - в замок "Отрада". Там живут сестры пани Каменской, - сказал мельник.

Простились они, как родные. Литвин обнял Игнатия и поцеловал, пожелав ему благополучного пути.

Долго смотрел старый мельник, спрятавшись в стоге сена, вслед скачущему на коне Игнатию.

Темнее тучи Никита Годунов. То, что ему сегодня сказали в Разрядном приказе, убило его, повергло в страх и тоску: государю стало известно об измене Хвостова Игнатия, который состоял у него, Никиты, на службе и столь продолжительное время жил у него в доме.

Теперь жди грозы. Борис Годунов и тот уже не заезжает на его усадьбу, как бы избегая иметь дело со своим дядей.

В приказе тоже шепчутся при его появлении.

Феоктиста Ивановна, услыхав обо всем, горько расплакалась:

- Что же это такое?! - причитывала она. - С отцом моим сотряслась такая ж беда, и в ту пору от нас все откачнулись, а теперь то же самое с супругом моим, Никитою Васильевичем! Какое лютое время!

Она скрывала многое от своего мужа. О, если бы узнал теперь Никита Васильевич, как она обнимала, по-матерински, изменника, как иконою его благословила в дорогу, как допускала тайные встречи Анны с Игнатием! Беда была бы тогда ей и дочери!