Иван Крылов – Superstar. Феномен русского баснописца

Она вошла в городской фольклор, как и анонимное четверостишие, намекающее на все ту же двусмысленную позу Крылова:

А рядом Крылов, наш любимец,
Сидит, не боясь никого,
С любовью глядит проходимец
На бронзовый облик его[1656].

Памятник Крылову быстро закрепился в ряду самых популярных петербургских локаций. В этом качестве он появляется в романе Достоевского «Бесы» (1870–1872) – в знаменитой сцене чтения капитаном Лебядкиным «пиесы» собственного сочинения под названием «Таракан», которую он именует «басней Крылова»:

Поверьте же, сударыня, без обиды себе, что я не до такой степени уже необразован и развращен, чтобы не понимать, что Россия обладает великим баснописцем Крыловым, которому министром просвещения воздвигнут памятник в Летнем саду, для игры в детском возрасте[1657].

Здесь свалены в кучу основные концепты официального культа Крылова, апогей которого пришелся как раз на годы юности Лебядкина. В его памяти застряла даже информация о том, что памятник в Летнем саду был «воздвигнут» министром народного просвещения, хотя имя Уварова в связи с этим перестало упоминаться сразу же после его отставки в 1849 году.

Человек темного происхождения, «лет сорока», выдающий себя за отставного военного, Игнат Лебядкин, возможно, и в самом деле некогда воспитывался в казенном учебном заведении – кадетском корпусе или гимназии[1658]. Отсюда бессвязные обрывки фраз из курса истории отечественной словесности, вызубренных еще в детстве. Резкий комический контраст к ним – финальное замечание, низводящее монумент «великому баснописцу» до объекта «игры в детском возрасте».

Источником последней корявой формулировки мог послужить городской справочник А. П. Червякова. Изданный в 1865 году, он и пять лет спустя сохранял актуальность. О памятнике Крылову там сообщалось следующее:

Помещается посредине Летнего сада на площадке так называемых детских игр, где обыкновенно в летнее время сбираются дети по преимуществу из среднего возраста и играют в различного рода игры[1659].

Заметим, что Достоевский, подобно своему персонажу, неравнодушен к Крылову. Басни составляли часть его детского чтения. А в Главном инженерном училище 19-летний Федор был внимательным слушателем лекций В. Т. Плаксина – одного из лучших педагогов системы военно-учебных заведений[1660]. Плаксин высоко ценил Крылова. Второе издание его «Руководства к изучению истории русской литературы», вышедшее в 1846 году, позволяет судить о том, каким образом он препарировал творчество баснописца для своих учеников. Он, в частности, настаивал, что представление о Крылове как о детском писателе – «странный предрассудок», принижающий значение «нравственно-практического гения» баснописца[1661].

Этот урок Достоевский усвоил настолько хорошо, что и по прошествии тридцати лет оказался неожиданно чувствителен к утрате Крыловым его некогда высочайшего статуса в пантеоне русской литературы. «Бронзовый дед» в окружении играющих детей – зримый символ этой утраты. Неслучайно высказывается о нем именно Лебядкин, и его слова звучат гротескной профанацией поэзии – не меньшей, чем его стихотворение, так же маркированное именем Крылова.

Памятник всеми любимый, но никем не принимаемый всерьез, словно и предназначенный «именно для детей, но никак не для взрослых», – таким оказался финал величественного коммеморативного проекта, задуманного в одну историческую эпоху и завершенного на заре другой. Драматизм этой стремительной перекодировки ощутили немногие. Возможно, Достоевский был последним, кому еще внятен был диссонанс между великим национальным поэтом и «дедушкой Крыловым».

Post scriptum: Крылов и «Тысячелетие России»

Клодтовский памятник недолго оставался единственным монументальным изображением Крылова. Эпические многофигурные композиции, представляющие в лицах целые исторические периоды, которые вошли в моду в середине XIX века, конечно, не могли обойтись без него.

Уже в 1857 году, когда Клодту было поручено создание конной статуи Николая I для памятника по проекту О. Монферрана, другой скульптор – Н. А. Рамазанов, работая над барельефами для пьедестала, выдвинул свою идею: по аналогии с монументом Фридриху Великому окружить фигуру императора изображениями выдающихся деятелей его царствования. Среди них он предлагал изобразить Жуковского, Пушкина, Грибоедова и, разумеется, Крылова[1662].