Иван Саввич Никитин

для сдачи его в аренду. Но денег не хватало. Никитин подумывал даже передать како-

му-нибудь дельцу полное право на издание «Кулака», чтобы выручить недостающую

сумму, но проект не удался.

П

Выход из положения подсказал добрейший Н. И. Второв, предложивший другу

стать агентом создававшегося тогда в Петербурге акционерного Общества

распространения чтения. Сама мысль была благая, но не имела прочной материальной

основы, да и начинание на поверку оказалось весьма шатким, так как устроители не

спешили вкладывать капитал в добрую, но экономически хрупкую затею.

Наконец после долгих споров и сомнений Никитин решил открыть в Воронеже

книжный магазин с библиотекой-читальней при нем. Некоторые друзья Ивана Саввича

даже испугались и возмутились: как же так? Известный поэт и вдруг — за прилавок, —

конфуз, да и только! Милые ревнители изящного забывали, что их приятель уже пят-

надцать лет торгует овсом и сеном на постоялом, дворе...

Но опять «проклятый вопрос»: где взять недостающие деньги? Ведь с имеющимися

средствами можно открыть лишь жалкую лавку, которая быстро прогорит, тем более

что в Воронеже уже имелись три книжных магазина Кашкина, Семенова и Гарденина.

Иван Саввич не отступал, метаясь в поисках займа от одного богача к другому.

Выручил его уже не в первый раз промышленник-откупщик В. А. Кокорев, давний

петербургский знакомый Н. И. Второва, фигура любопытнейшая не только в истории

российского экономического предпринимательства, но и в радикально-оппозиционном

движении тех лет. Достаточно сказать, что имя этого энергичного воротилы значилось

как «опасное» в досье III жандармского Отделения, а смелые речи его пугали

правительство (за пропуск публикации одной из них поплатился упоминавшийся уже

цензор Н. Ф. фон Крузе). В. А. Кокорев, несмотря на свои солиднейшие деловые

занятия, не чурался литературы, питал слабость к поэзии Никитина. Он-то и дал ему

три тысячи рублей серебром (без векселя!).

44

Благодарный поэт писал своему великодушному меценат ту: «...Я берусь за

книжную торговлю не в видах чистой спекуляции. У меня есть другая, более

благородная цель: знакомство публики со всеми лучшими произведениями русской и

французской литературы, в особенности знакомство молодежи... я был страдательным

нулем в среде моих сограждан; теперь Вы выводите меня на дорогу, где мне

представляется возможность честной и полезной деятельности; Вы поднимаете меня

как гражданина, как человека...»

Слышать шелест страниц вместо скрипа тележных колес, встречать порядочную

публику вместо хмельных извозчиков, вести интересные разговоры вместо перебранок

с пос тояльцами — это ли не счастье для измученного дворницким бытом и болезнями

человека. «Ура, мои друзья!.. — ликовал Никитин. — Прощай, постоялый двор!

Прощайте пьяные песни извозчиков! Прощайте, толки об овсе и сене! И ты, старушка

Маланья, будившая меня до рассвета вопросом — вот в таком-то или в таком-то горшке

варить горох... Довольно вы все унесли здоровья и попортили крови! Ура, мои друзья!

Я плачу от радости...»

Начались трудные хлопоты: требовалось найти помещение для магазина, привести

его в приличный вид, закупить в столицах книги и канцелярские принадлежности и до-

ставить их в Воронеж, подыскать расторопного приказчи ка — желательно все это

успеть сделать к февралю 1859 г., к масленице, когда в городе начнутся дворянские

выборы и книги найдут хороший спрос.

Никитин понимал, что одному ему не справиться со всем этим сложным суетливым

хозяйством, и взял к себе в компаньоны Николая Павловича Курбатова, окончившего

курс по юридическому факультету Московского университета и еще недавно

служившего чиновником канцелярии воронежского губернатора, а последнее время

читавшего законоведение в кадетском корпусе. Друзья советовали Ивану Саввичу

оформить компаньонство приличествующим соглашением, но он счел, что такая бумага

может оскорбить дворянина, и, махнув рукой на формальности, дал Курбатову

наставления и отправил его в Петербург за книжно-журнальным товаром и

налаживанием связей с книготорговцами и издателями. А сам тем временем отыскал

для магазина квартиру из трех комнат на Большой Дворянской улице, занимался

ремонтом помещения, покупал мебель, обустраивался, радуясь предстоящему

новоселью. Радость омрачали вновь подступившая болезнь (в сентябре он жаловался:

«...желудок et cetera 1 связали руки и клонят к сырой земле-матушке голову...») и

продолжающийся кавардак на постоялом дворе («...тут по своему делу мечешься как

угорелый, до поздней ночи, а в доме между тем неумолкаемый крик и шум, на дворе —

песни извозчиков, в кухне — перебранка дворников с кухаркой, в амбаре— воровство

овса...»).

В Петербург к Второву летели письма с просьбами помочь, посодействовать,

приглядеть за тем, что и как

1 И прочее, и так'далее (лат.).

покупает Н. П. Курбатов. Ему был дан наказ: дрянных книг не брать. Второв

своими, делами по хозяйственному департаменту министерства внутренних дел был

занят по горло, но все-таки выкраивал время, обивал пороги контор книготорговцев Н.

А. Сеньковского, А. А. Смирдина-сына и других.