Иван Тургенев и евреи

Впрочем, такого же рода картина – безразличие к культуре, образу жизни и повседневному быту инородцев со стороны литераторов великороссов, наблюдалась и в отношении других «языцев» Российской империи. Не только у Тургенева, но и во всей русской классической литературе не встретишь ярких, запоминающихся образов грузин, армян, татар, финнов или же представителей прибалтийских народов. Эта тенденция сохранилась и в ХХ веке. Многообразие еврейских типов русскому читателю, начиная со второй половины ХIХ века, представляли в своих произведениях многочисленные русско-еврейские писатели – Осип Рабинович, Лев Леванда, Григорий Богров, Давид Айзман, Осип Дымов, Григорий Кармен, Семен Юшкевич др. Никто из них, однако, не вышел не только в «классики», но и в разряд «известных» не попал.

Показательно, что и в непубличной сфере – частной переписке Тургенева, еврейская тема практически не затрагивается – в отличие, опять-таки, от Достоевского, который в своих письмах из Западной Европы с пеной у рта поносит вездесущих «жидов». Тургенев в письмах, как правило, не педалирует национальность, даже иногда встречающееся в них слово «жид» у него не ксеноним, поскольку оно всегда сочетается с неким положительным определением. Например, он пишет Павлу Анненкову и Льву Толстому 3(15) от января 1857 г.:

Вижу я также одного дьявольски умного жидка, Оппенгейма (бывшего члена du gouvernement provisoire в Бадене в 49 году) [ТУР-ПСП. Т. 3. С. 178].

Я не говорю Вам о здешних моих знакомствах; встретил я только одну милую девушку – и та русская <кн. Е.Н. Мещерская>; одного очень умного человека – и тот жид <Г.Б. Оппенгейм> [ТУР-ПСП. Т. 3. С. 181].

Особо отметим здесь, что «дьявольски умным жидком», с которым познакомился Тургенев в Париже, был Генрих Бернард Оппенгейм, хороший знакомый Герцена[421]. Уже в то время он являлся очень видной и колоритной фигурой на германской политической сцене и известным общественно-политическим мыслителем в европейских радикальных кругах.

Выходец из знаменитой еврейской банкирской семьи он в 1840-х годах был профессором Гейдельбергского университета, где преподавал политологию и международное право. Опубликовал в те годы ряд научных книг либерально-демократической и республиканской направленности. Его последней работой в качестве академического ученого была «Система международного права» (Франкфурт-на-Майне, 1845 г.). После революции 1848 г. Оппенгейм, полностью посвятивший себя политике, издавал в Берлине радикальную газету «Die Reform. Орган демократической партии», но в том же году принужден был под давлением прусских властей выехать за границу. Жил в княжестве Баден, затем главным образом в Париже. В 1860 г. Оппенгейм вернулся в Пруссию значительно поправевшим и приступил к изданию в Берлине «Deutsche Jahrbücher für Politik u. Litteratur» («Немецкий ежегодник политики и литературы», 1861–1874). В своей очередной книге «О политическом и гражданском исполнении долга» (1864) Оппенгейм назвал «упадок идеализма» как основную причину политической болезни, которую он видел в «слишком большой способности общественных элит адаптироваться к изменившимся обстоятельствам». После избрания в рейхстаг в 1873 г. Оппенгейм окончательно отказался от радикальных убеждений и стал ревностным сторонником Бисмарка, – см. о нем подробнее в [WIPPERMANN].

В тургеневской беллетристике еврейская тема эпизодически затрагивается, о чем подробно речь пойдет ниже. Но при всем том нельзя не констатировать как очевидный факт, что:

Иван Тургенев, – этот, по словам Ги де Мопассана, – гениальный романист, изъездивший весь свет, знавший всех великих людей своего века, прочитавший все, что только в силах прочитать человек, говоривший на всех языках Европы так же свободно, как на своем родном,