Иван Тургенев и евреи

В истории литературы отдельное внимание исследователей уделяется дружеским и творческим отношениям Ивана Тургенева с Бертольдом Ауэрбахом – немецким писателем, ставшим со второй половины XIX века всеевропейской знаменитостью.

Бертольд Ауэрбах родился как Мозес Барух Ауэрбахер 28 февраля 1812 г. в Нордштеттене[490]. По отцу, Якову Ауэрбахеру, он вёл род свой от старинной еврейской семьи, гордившейся происхождением от рабби Меира из Ротенбурга, который жил во времена крестовых походов, а его смерть была окружена ореолом мученика. Мать Ауэрбаха, Эдель, происходила из семьи Франков, богемских выходцев. В жилах членов этой семьи текла беспокойная, бродяжническая кровь. Старый Самуил Франк, дед поэта, был содержателем шинка; он отличался веселым нравом и был известен во всей округе своими музыкальными способностями и забавными шутками; это добродушное веселье и склонность к балагурству перешли также к Ауэрбаху. Отец Бертольда, сначала зажиточный человек, имел большую семью, двенадцать детей; Бертольд, или, вернее, Моисей Барух, был девятым. Детство его протекло легко и счастливо в лоне крепкой и традиционно набожной еврейской семьи. Воспоминания о детстве, рассыпанные в его рассказах, a также автобиографические наброски дают представление о тихой, провинциальной жизни <немецких евреев, схожей с бытом их единоверцев> в русско-еврейской черте. Здесь, однако, сильно заметно и могучее влияние германской культуры на евреев. Даже лишенные многих прав, немецкие евреи начала ХIХ века чувствовали себя в Германии как дома. Бертольд бессознательно проникся немецкой или, говоря точнее, немецко-еврейской культурой, представляющей своеобразную разновидность культуры общей Основной характер еврейской души, известная торжественность настроения, неискоренимый оптимизм соединилась в Ауэрбахе с любовью к природе, к крестьянскому быту, с тонким знанием крестьянской психики. Первым учителем Ауэрбаха был молодой Бернгард Франкфуртер[491], последователь Мендель сона и носитель немецкой культуры среди швабских евреев, типичный «маскил» переходного времени, устроивший первую образцовую еврейскую школу в Нордштеттене; Ауэрбах увековечил его в своем рассказе «Lauterbacher», в котором живо рисует симпатичного, благородного еврейского педагога. 13-ти лет Ауэрбах был отправлен родителями в ближайший городок Гехинген (Hechingen), где обучался под руководством раввина <…>. Но мальчик не был создан для диалектических тонкостей Талмуда, и успехи его были незначительны. Спустя некоторое время, не прерывая богословских занятий, Ауэрбах стал учиться в карлсруэском лицее. Здесь для него началась новая жизнь, полная мытарств, нужды и – надежд. Здесь же он встретился со своим близким родственником, Яковом Ауэрбахом[492], с которым сошелся очень близко. Во время пребывания Ауэрбаха в Карлсруэ произошел перелом в его религиозных воззрениях, и он решил, вопреки желанию родных и любимого учителя Франкфуртера, отказаться от раввинской карьеры и записался на юридический факультет Тюбингенского университета. Вскоре, однако, он вернулся к теологии и до конца университетской жизни числился студентом богословия. Студенческие годы А. совпали с очень бурным временем, когда германское студенчество, так назыв. «буршеншафты», заволновалось, энергично выступая против меттерниховской политики. Аресты, высылки и тюремные заключения были среди молодежи обычным явлением. В список лиц подозрительных попал и Ауэрбах, хотя он стоял почти в стороне от всякой политики[493]. Его арест не имел серьезных последствий; тем не менее его академическая карьера была окончена, и он вынужден был взяться за перо, чтобы зарабатывать на жизнь. Первая литературная работа Ауэрбаха «История Фридриха Великого» была опубликована в 1834 г. под псевдонимом Theobald Chauber; работа эта носит преимущественно компилятивный характер и не имеет большого научного или литературного значения. В то время еврейский вопрос волновал умы германского еврейства <…>. Ауэрбах, в котором жили традиции мендельсонства, впервые выступил на настоящее литературное поприще (в 1838 г.) брошюрой «Еврейство и новая литература». Эта работа также представляет исключительно исторический, скорее биографический интерес. В ней без особой глубины и продуманности затронуты все вопросы еврейства. Восставая против хулителей еврейства, против провозвестников освобождения от религиозного закона, против Гейне и сенсуалистов, равным образом против философии Канта и романтиков, Ауэрбах приходит к заключению, что «в еврействе нет разделения между верой и знанием», нет догматизма и что еврейство может устоять перед научной критикой. Политическая же программа его заключалась в словах <…>: «Один отец y нас в выси; одна мать на земле: Бог – отец всех живущих, a Германия – наша мать». Эта брошюра, a также издаваемая Ауэрбахом «Галерея знаменитых евреев» побудили его остановиться на еврейских сюжетах. Особое внимание его сосредоточил на себе Барух Спиноза. Он, пантеист, философ абсолютной правды, представлялся Ауэрбаху наиболее законченным, идеальным типом еврея, как спинозизм ему казался идеальным еврейством. Собственно говоря, А. не понимал Спинозу во всей его полноте, несмотря на то что долго занимался им и перевел его сочинения на немецкий язык. Он понял только отрицательную, критическую сторону его учения, его «Теологико-политический трактат», но его стройного, монистического настроения, его «Этики», Ауэрбах не оценил; потому роман «Спиноза» (1837) наряду с крупными литературными достоинствами содержит и значительные промахи. <…> Гейне писал про этот роман своему другу <…>, что Ауэрбах обладает большой описательной способностью, значительным остроумием, но малым количеством поэзии. И это мнение вполне характеризует все творчество <…>: недостаток интуитивности, преобладание рассудочности над творческой фантазией, над ясновидением художника – такова основная черта произведений Ауэрбаха. Давид Фридрих Штраусс, учитель Ауэрбаха, уподобил его роман торсу, которому ваятель вместо головы приставил полное собрание сочинений Спинозы. Несмотря на это, роман выдержал 30 изданий, был переведен почти на все европейские языки и приобрел всемирную известность. Занимаясь критическими работами для журнала «Europa», составлявшего тогда средоточие молодых талантов, Ауэрбах, переселившийся в Франкфурт-на-М., задумал новый роман из жизни еврейского гетто и на этот раз избрал своим героем еврея вольнодумца, разбивающего цепи традиции и рвущегося из тесноты и мрака еврейского мира в свободный и светлый мир европейской культуры. Для этой роли он избрал остроумного и несчастного поэта Эфраима Моисея Ку (Ε.Μ. Kuh), современника Мендельсона и Лессинга. Уже одно название романа «Поэт и купец» (под этим заглавием роман переведен и на русск. язык) говорит о душевных конфликтах героя. Поэт, не находящий в тогдашнем, традиционном и купеческом еврейском мире ни почвы, ни понимания – отчаивается и сбивается с пути. И этот роман страдает теми же недостатками, что и первый: в нем нет ясности и очерченности контуров, нет глубины. Однако Ауэрбах не долго оставался в пределах гетто. Через три года после появления второго еврейского романа он выпустил свою знаменитую книгу «Schwarzwälder Dorfgeschichten», выдержавшую бесконечное количество изданий и сделавшую имя ее автора необычайно популярным. Β этой книге Ауэрбах явился народником, толкователем крестьянской души, художником немецкой деревни. «Шварцвальдские деревенские рассказы» составили эпоху в литературе, явившись знаменем возвращения к естественности. Сжатая форма рассказа, простая жизнь деревни не давали Ауэрбах расплываться в ширину и заставляли его концентрировать свой сильный повествовательный талант. «Болван», «Иво Гайрле», «Начальнички» и т. д. – все эти небольшие вещи действительно дышат жизнью, пахнут свежестью полей, отличаются теплотой чувства и колоритностью; они обдают читателя тем бодрящим, чистым воздухом, которым пропитаны крестьянский двор, свежераспаханное поле и дубовый лес на отлогой горе. Лучший рассказ – это «Иво Гайрле», в котором Ауэрбах изобразил отчасти себя, ведущего борьбу против религиозных пут, против богословия, к которому его готовили родители и т. п. Сборник имел колоссальный успех. <…> Карьера Ауэрбаха была обеспечена. За первым успехом последовала бурная жизнь – участие в политическом движении (Ауэрбах добивался мандата в франкфуртский парламент 1848 г.), женитьба на Августе Шрейбер (1847), a затем, после смерти ее (1848), женитьба на Нине Ландесман, сестре поэта, известного под псевдонимом Иеронима Лорша (1849), триумфальное странствование по Германии, жизнь в Гейдельберге и Дрездене. Результаты этих десяти лет были не совсем удовлетворительны: две неудачные драмы («Андрей Гофер» и «Приговор»), два превосходных рассказа из крестьянской жизни («Дитгельм» и «Ленгольд») и очень тенденциозный роман из бурного периода 1848-го года с его романтикой политических эмигрантов и социалистических Робинзонов («Новая жизнь»). Характерна встреча Ауэрбах с гр. Л.Н. Толстым: однажды (в 1860 г.) в комнату А. в Дрездене зашел молодой иностранец – это был гр. Толстой – и представился ему: «Я – Евгений Бауман» (герой рассказа «Новая жизнь»). Свое расположение к Ауэрбах гр. Л. Толстой сохранил на всю жизнь[494].

Переселившись из Дрездена в Берлин, Ауэрбах стал принимать живое участие как в общей, так и в еврейской жизни. Во дворце он пользовался большими симпатиями, и одной из его покровительниц была великая княгиня Елена, супруга великого князя Михаила Павловича.

Ауэрбах, однако, не хотел остаться писателем-народником. Он считал себя в силах написать крупный социальный роман, который захватил бы жизнь страны со всеми ее треволнениями, проблемами, со всем ее многообразием. Первым таким опытом явился известный трехтомный роман «Auf der Höhe» <«Ha высоте»>. Двор тоскующего, загадочного короля-мечтателя со всеми искусственными осложнениями жизни служит сценой разыгрывающейся драмы. На этой сцене сталкиваются все классы, дворянство и крестьянство, все миросозерцания, религиозно-церковное и пантеистическое, все конфликты и проблемы, волновавшие душу Ауэрбаха. «Ha высоте» принадлежит к числу наиболее замечательных историко-культурных романов 19 века; в ярких красках автор дает правдивое изображение времени в его крайних противоположностях; однако и в этом романе можно найти обычные недостатки ауэрбаховского таланта: в нем слишком много философии, рассудочности и сравнительно мало непосредственности и интуитивности. <…>

Следующим произведением А. был большой роман «Das Landhaus am Rhein» (русский перевод «Дом на Рейне» издан с предисловием И.С. Тургенева, с которым Ауэрбах подружился в Баден-Бадене), в котором автор хотел обнять все проблемы германской жизни. Немецкая критика отнеслась несочувственно к этому широко задуманному претенциозному произведению.

<…> Свои теоретические взгляды, миросозерцание и задушевные мысли А. выразил в книге «Тысяча мыслей сотрудника» (Jausend Gedanken eines Kollaborators) <…>. В 1876 г. А. вернулся к деревенским рассказам, но сборник «После 30 лет», описывающий новое крестьянство, свидетельствовал о том, что поэт уже не обладал прежним пониманием крестьянской души и что новое поколение ему до известной степени было чуждо. Как раз в то время в новой, имперской Германии началась дикая оргия антисемитизма. Выдающиеся люди, вожаки политики и литературы, Трейчке и др., травили евреев и отрицали за ними право принадлежности к немецкой культуре[495]. Это неожиданное для Ауэрбаха явление угнетающе подействовало на него. Он как бы воочию увидел тщету всех своих усилий, ибо он был не только художник, но больше всего «проповедник гуманизма» <…>. Антисемитская агитация вызвала y него горькие слова: «Напрасно я жил, напрасно работал»[496].

<…> Перед смертью Ауэрбах носился с планом написать очерки из еврейской жизни. Один из них сохранился в рукописном наброске – «Бен-Цион» или «Шлуах-Мицва», рассказ о потерянном и раскаявшемся еврейском юноше. Интересны также его наброски автобиографии, в которых с художественной пластичностью рисуется еврейская жизнь начала 19 века.

<…> Уступая великим романистам 19 века в пластичности и художественности, Ауэрбах занимает одно из первых мест в немецкой и даже европейской литературе как проповедник социальных и гуманных идеалов, как творец новой идиллии, повлиявшей на всех писателей следующего поколения. Ауэрбах был, по крайней мере в Германии, первый еврейский романист большой руки, признанный общественным мнением, окончательно усвоивший немецкую культуру и все-таки оставшийся верным сыном еврейства. Главные сочинения Ауэрбах переведены почти на все европейские языки и его имя пользуется и поныне широкой известностью; имеются также еврейские переводы некоторых из них[497].