Иванов день

На отдельном участке перед сборочным цехом стоит мощный пресс, на котором склеивают дверные полотна. Под пресс одновременно закладывается шесть полотен. Температура сто пятьдесят градусов, время выдержки — пятнадцать минут.

Нина Евгеньевна ведет нас по громадному сборочному цеху, потом сувенирному, а нашего Николая Ивановича все нет и нет. Уже час дня.

Михаил Иосифович Лучик торопит нас обедать, потому что ровно в два часа за нами заедет к ресторану автобус и надо будет выехать на Немчич. Делать нечего, мы благодарим Нину Евгеньевну, просим извинить нас, что не можем посетить и остальные цеха комбината, и покидаем стены ДОКа.

Из Вижницы мы едем берегом небольшой речушки, еле продирающейся меж камней, щедро раскиданных по ее ложу. Сама дорога — ровная, прекрасная.

— Проезжаем село Виженка, — говорит Михаил Иосифович.

Справа от нас мелькают большие и малые дома, поля, сады, потом — снова большие дома, меньше всего похожие на крестьянские.

Вскоре наш автобус въезжает в лес и начинает взбираться по серпантину горной дороги. То и дело навстречу нам из-за поворота выскакивает на бешеной скорости грузовик с лесом, какой-нибудь автофургон или легковая машина. Дорога поднимается все вверх, вверх, иногда очень круто, шофер вынужден все время переключать скорости, едем чаще на первой. А слева от нас — обрыв, ущелье.

Едем мы минут пятнадцать-двадцать, все вверх, вверх — и вдруг оказываемся на вершине Немчича.

Оставив автобус на стоянке, недалеко, от которой строится большое деревянное здание в гуцульском стиле, мы устремляемся к той части перевала, откуда лучше всего видны окрестные горы.

Да, места неописуемой красоты!

Особенно красивы дальние горы, по ту сторону Черемоша. Грозные хребты тянутся в глубь Карпат один за другим. Вот уж когда горько сожалею, что я не художник, что у меня нет с собой красок, чтобы запечатлеть это чудо! Но я все равно выхватываю из кармана пиджака вдвое сложенную ученическую тетрадку, заменяющую мне блокнот, и начинаю рисовать шариковой ручкой. У меня получается что-то вроде детского рисунка, только контуры гор, но я и ему рад, хоть останется какая-то память от посещения Немчича.

А под этими грозными хребтами, по берегу Черемоша — с десяток там и сям разбросанных домов, Это начало села Ростоки, которое, как и другие гуцульские села, тянется на много километров.

Вот с этого места, на котором мы стоим, наверное, и любовалась Леся Украинка тем берегом, о котором потом так восторженно писала.

Вернувшись к нашему автобусу, мы рядом с ним видим откуда-то появившийся «ГАЗ-69». Машина новенькая, вдоль всего борта крупными желтыми буквами выведено: «Корреспондентская».

Я с удовольствием рассматриваю «газик», — корреспондентский ведь вижу впервые. Завидую нынешним сельским журналистам, ездящим по районам вот на таких прекрасных, выносливых машинах. С горечью вспоминаю свои корреспондентские годы, когда работал в ленинградской областной газете «Крестьянская правда» и приходилось много ездить по городам и деревням Северо-Запада. Тогда, в 1935—1937 годах, наша область была громадная, в нее входили нынешняя Ленинградская, а также Новгородская, Псковская, Мурманская и часть Вологодской области. Приходилось ездить — смешно сказать! — приходилось месить грязь на дорогах, шагать десятки километров по бездорожью, пока доберешься до нужной деревни. Особенно тяжело бывало в осеннюю и весеннюю пору. В моей памяти случаи и комические, и трагические.

Жена подходит ко мне, говорит:

— Наверное, вспоминаешь военные годы? Вот бы вам тогда корреспондентскую машину, правда?

— Да, — вздыхаю я, вспоминая военные годы, когда в разные концы фронта мы, сотрудники армейской газеты, пробирались на попутных машинах. Сколько унижений приходилось претерпевать на перекрестках или у контрольно-пропускных пунктов, пока тебя захватят на грузовик с пустыми бочками из-под бензина или же с пустыми ящиками из-под боеприпасов, а то и в какую-нибудь закрытую фанерным верхом ремонтную мастерскую.

— А помнишь… — начинает вспоминать жена: она служила в нашем армейском госпитале, была в курсе всех моих «походов».

Но тут к нам подходит шофер «газика», и я у него спрашиваю:

— Привезли кого-нибудь из сотрудников районной газеты?

— Нет, гостя привез, ленинградского ученого Гобермана. — Шофер показывает в сторону строящегося здания, у которого, собравшись в кружок, беседует человек десять. — Он специалист по деревянной архитектуре, искусствовед.

— Гоберман? — переспрашиваю я. — Вы не путаете фамилию?

— Чего же мне путать! — шофер ухмыляется. — Знающий человек, хороший собеседник. И имя-отчество могу сказать. Давид… но тут он осекается, зажмуривает глаза. Вижу, как у него дрожат веки. — Вспомнил! Ноев ковчег… Ноевич!

— Да, тогда это он, — говорю я Ольге Ивановне, и мы направляемся к беседующим.