Читаем Иванов день полностью

Сосед наш страшно смущается, отводит глаза:

— Не пришлось побывать, не скажу. Что-то около десяти километров, говорят…

— Не бывали на Нем-чи-че? — В моем голосе, видимо, столько изумления, что за соседними столиками все оборачиваются в нашу сторону.

— Нет, не пришлось, — говорит сосед. — С малых лет я знал только работу. Другой радости не было, и нужда заставляла. А сейчас — куда мне на Немчич! — Он машет рукой. — Я вам лучше еще расскажу про нашу Вижницу. Есть в ней нечто и такое, чего нет в других местах. — И он, доверительно наклонившись ко мне, чуть ли не шепотом произносит: — Это Черемош, а на Черемоше — гонка бокор!.. Сплавляют их с верховья по субботам и средам. Завтра как раз среда, так что не прозевайте. Около часа дня будьте на берегу у подвесного моста. Если не закончат ремонт станка, то и я прибегу. — И он подмигивает мне, как заговорщик.

Мы обещаем Николаю Ивановичу побывать и на комбинате, и на берегу, благодарим этого симпатичного человека за беседу. Сперва уходит он, а минут через пятнадцать, закончив завтрак, покидаем столовую и мы. Некоторое время стоим под орехом.

— Кажется, наше путешествие началось удачно, — говорит Ольга Ивановна. — И погода хорошая — зря нас в Черновцах пугали дождем, и позавтракать успели, и все необходимые сведения узнали у сведущего человека.

— Сведущего! — хмыкаю я. — А на Немчиче, чудак, еще не побывал!.. Хрупкая, больная Леся Украинка за недельное пребывание в Вижнице успела налюбоваться закатом с Немчича, а наш милейший Николай Иванович за всю свою долгую жизнь не выбрался на перевал.

— Я знаю в Москве людей, которые за всю свою жизнь ни разу не побывали ни в Большом театре, ни во МХАТе, ни в Третьяковке. Ну и что из того? — парирует жена. — Аналогичные примеры могу привести и по Ленинграду.

— Если у нас будет возможность, захватим на Немчич и Николая Ивановича. Найти его не трудно, комбинат рядом, — говорю я и не могу успокоиться: — Жить рядом с Немчичем — и не побывать на нем! Ну и чудеса! — И, подхватив саквояж и портфель, иду по направлению к центру города.

Метров через триста, напротив райкома партии, мы останавливаемся у большой строительной площадки. Судя по всему, возводится что-то крупное, солидное. Чтобы не терзаться в догадках, я подхожу к разгружающим машину с кирпичом, спрашиваю, что здесь строится. И мне охотно отвечают. Строится пятиэтажный многоквартирный дом для рабочих гравийно-щебневого завода. Сам завод и карьеры находятся в восьми километрах от Вижницы.

— Пятиэтажный дом в райцентре — это что-то да значит! — говорю я жене.

— Не уверена, что в таких небольших городах надо строить небоскребы. Посмотри, как уютно вокруг! — отвечает мне Ольга Ивановна.

Мы идем с нею не по узкому тротуару, а серединой широкой улицы. Она недавно заасфальтирована, по ней не ходит транспорт. Как я вскоре убеждаюсь, в асфальт одеты и боковые улочки. Всюду дворы утопают в зелени и цветах.

В одном месте мы останавливаемся, пораженные. Между тротуаром и фасадом дома — два высоких дерева черешни. Но с этих деревьев рядом с ярко-красной черешней с веток свисают и… виноградные гроздья, правда, еще не спелые, хотя уже подернутые загаром.

Что это перед нами — гибрид «черешня-виноград»?.. Прохожие смотрят в нашу сторону и тихо хихикают. Конечно, мы не первые… Но, приглядевшись, я замечаю; от стены дома тянутся напоминающие кобру две лозы. Они переползли к этим двум деревьям, обвили их вокруг, поднялись до самой макушки, а там плети от них расползлись по кроне дерева, облепили ветки.

Мы проходим мимо большого продуктового магазина, универмага, кинотеатра и, свернув вправо у памятника Ленину, попадаем в небольшую гостиницу. К нашей радости, телеграмма моя из Черновцов получена, номер забронирован.

Приведя себя в порядок, мы вскоре выходим на улицу. Со мною это всегда так: мне и минуты днем не усидеть в гостинице, к тому же в незнакомом городе, И жена, к счастью, любит походить, погулять.

— Сперва мы поищем дом Анны Москвы, — говорит она. — Удивительная фамилия для здешних мест, не правда ли?

— Я тоже подумал об этом, но пока не разгадал происхождения.

Я испытываю особое удовольствие оттого, что у меня руки свободны, и готов к любым дальним походам. Но дом Анны Москвы нам не приходится долго искать. Он оказывается за углом, на Коммунистической, 13.

Дом этот одноэтажный, видимо всего-то на одну семью. Он до того крохотный, что я даже разочаровываюсь. Мне же казалось, что я увижу что-то большое, красивое. В гостеприимном доме Анны Москвы ведь останавливались многие известные украинские писатели. Ага, есть даже мемориальная доска!.. Здесь кроме Леси Украинки бывали Иван Франко и Ольга Кобылянская. Жаль, что упущено имя самой Анны Москвы, не сказано, что это дом ее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное