Читаем Иванов день полностью

Климент Квитка в Черновцах оказался проездом. Он ехал на лечение в Швейцарию. Узнав, что Лариса Петровна собирается в Буркут, он решил изменить маршрут своей поездки и тоже направиться на лечение в более близкие Карпаты, благо это и обходилось дешевле.

Так у Леси Украинки неожиданно появился попутчик.


Наши черновицкие друзья всячески отговаривают нас от задуманного путешествия в Буркут.

— Ну что вы сейчас найдете во всех этих селах и городах через семьдесят пять лет после поездки Леси Украинки? — спрашивают они. — Все, с кем она встречалась, давно умерли… Все, что она написала, вошло в ее собрание сочинений… Все, кто близко ее знал, давно напечатали свои воспоминания… Так зачем же ездить? Посмотреть Карпаты? Так Буковинские Карпаты красивее и находятся рядом… Поживите лучше неделю-другую в Черновцах… Где вы еще найдете такой красивый и зеленый город?.. Что можно ответить на это?

— Мы едем записывать не воспоминания о Лесе Украинке, а повидать мир, который видела она, понять ее радости и печали. А найдутся воспоминания — запишем их!.. Хотим еще на пороге шестидесятилетия Советского государства сравнить сегодняшнюю жизнь людей с прошлой жизнью на Гуцульщине, о которой с такой болью и гневом писали многие выдающиеся украинские писатели.

Наши черновицкие друзья не сдаются.

— А вы хоть подумали о том, какие неудобства вас ожидают в пути с автобусами, гостиницами и ресторанами? Сейчас самый что ни на есть туристский сезон!..

— Мир не без добрых людей! — приходит мне на помощь Ольга Ивановна.

— Ну, раз так — тогда счастливой вам дороги!

Мы благодарим друзей за гостеприимство, садимся в поезд и едем из Черновцов в Вижницу, где Леся Украинка сделала первую остановку по дороге в Буркут.

НА ЧЕРЕМОШЕ

«В Вижнице красивые горы и приветливые люди. Совершили мы много прогулок, раз заехали высоко на гору Немчич и видели оттуда при закате солнца что-то очень красивое и серебряное, как мечта, говорят, называется Ростоки…»

Из письма Л. Украинки к О. Кобылянской

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Выехав в 8.40 из Черновцов, мы менее чем через два часа приезжаем в Вижницу — конечный пункт железнодорожной ветки, упирающейся в берег Черемоша.

Мы ехали в хорошем чистом вагоне с откидными креслами, и довольно малолюдно и прохладно было в нем, А в письме к Кобылянской, рассказывая об одиссее поездки в Буркут, Леся жаловалась, что «из Черновиц до Вижницы — ничего особенного, только жара и теснота в вагоне».

Да и местность, по которой мы проезжали, видимо, сильно отличалась от той, по которой ехала Леся Украинка, была не столь однообразной. Наш поезд шел то среди безбрежных кукурузных полей ближайших колхозов, то среди аллей высоких деревьев, хорошо защищающих поезд от раскаленного солнца. Судя по тому, что этим деревьям было не так много лет, поэтесса ехала голой знойной степью.

По рекомендации Кобылянской Леся Украинка останавливалась в доме Анны Москвы, видной общественной деятельницы Северной Буковины. Вот с поиска этого дома нам и хочется начать свое пребывание в Вижнице.

Выйдя из здания маленькой, почти игрушечной станции, мы оглядываемся по сторонам. У города неповторимый вид. Окружающие его крутые горы, покрытые густым лесом, придают особую красоту и своеобразие Вижнице.

На улице Ленина, судя по всему — центральной, мы становимся в тень под раскидистым орехом, раздумывая, в какую сторону нам следует пойти.

— А не благоразумнее ли сперва позавтракать, а потом уже начать знакомство с Вижницей? — спрашивает меня жена. — Стоим-то у самого порога столовой, и столовая такая симпатичная.

Мы заходим и, хотя народу немного, садимся за столик, за которым завтракает пожилой рабочий в спецовке. Разговорившись, узнаем, что находимся в столовой самообслуживания деревообрабатывающего комбината.

— Накормят нас? — спрашиваю соседа.

— Накормят, не обеденный перерыв. — Он несколько смущенно добавляет: — Я-то пришел раньше времени, у меня станок в ремонте. Чего потом мне торчать в очереди?

Столовая просторная, модерновая, окна в ней — от пола до потолка.

Сосед наш человек словоохотливый, симпатичный. Он нам все популярно растолковывает: и как пройти к гостинице, и как к дому Анны Москвы. Рассказывает и о самом интересном в Вижнице.

— Но наш комбинат — самое главное в городе! — говорит он. — Выпускаем пиломатериалы, изделия для, строящихся домов, много и другой всякой всячины вплоть… — не поверите! — до деревянной опоры для заднего сиденья «Жигулей».

— Да, солидное у вас предприятие, — соглашаюсь я.

— Заходите на комбинат. Поведу по цехам, — любезно предлагает свои услуги наш сосед. — Спросите Николая Ивановича, меня каждая собака знает.

— Как только выберем свободный час, обязательно заглянем, — обещаю я. — Прежде надо устроиться в гостиницу, найти дом Анны Москвы. И на перевал Немчич надо выбраться! Далеко до него?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное