А теперь обратимся к письменным отзывам «рядовых» читателей, студентов экономического факультета Ивановского госуниверситета, которым довелось впервые услышать о Барковой в спецкурсе по русской поэзии XX века:
«Для меня это было просто открытие. Я была поражена тем, что и наша земля может рождать таких сильных духом талантливых людей» (студентка Е.)
«Удивила дьявольская сила ее поэтических строк. И даже больше: испугала. Поразительная личность!» (студентка З.)
«Передо мной встает сильная, страстная личность, но в тоже время личность необыкновенно романтическая. Что-то нежное, женственное чувствуется в ее любовной лирике и что-то ужасное и грозное, как удар грома, — в стихах, посвященных репрессиям» (студентка А.)
Даже из этих, выбранных наугад, отзывов видно, что читатели почувствовали масштаб и многообразие личности Анны Барковой. Их мнения оказываются созвучными тому, о чем пишет в своем письме, откликаясь на вышедшие в Иванове книги, замечательный русский поэт Владимир Леонович: «Я ведь не знал, что судьба этих стихов может сложиться счастливей, чем судьба их автора; думал, что почти все утрачено. Ан нет!.. Мир зла, завладевшего огромной страной, странами, должен был получить прямой отпор — и для этого избрана была — опять, еще одна! — великая русская женщина…»
Откликнулся на деятельность ивановцев, связанную с воскрешением имени, Барковой и виднейший немецкий славист В. Казак, который в свое время одним из первых на Западе напомнил о нашей поэтессе в своем всемирно известном «Лексиконе русской литературы XX века». У меня хранится письмо, где В. Казак сообщает, что после недавно изданных в России книг Барковой, он еще больше утвердился во мнении о значительности творчества поэтессы. Для автора «Лексикона», как следует из его письма, Баркова значительней таких, например, поэтов, как Евтушенко, Вознесенский, потому что она нашла мужество остаться собой в условиях, когда время вынуждало творческих людей отказаться от своего лучшего «я».
При этом В. Казак ссылается на стихотворение А. Барковой «Если б жизнь повернуть обратно…» (1953). Здесь ставится вопрос: а что было бы, если бы поэтессе предстояло начинать жизнь сызнова? Встала бы она на путь компромиссов, на путь, который привел бы ее к известности, а в самом конце — «пышному гробу цвета красной смородины»? Уже сам горький сарказм, вложенный в изображение возможной удачливой жизни поэтессы, свидетельствует: Баркова приемлет то, что есть, решительно отметая всякие благополучные варианты своей жизненной судьбы. С выстраданной убежденностью об этом говорится в финале стихотворения:
Как и в случае с Бальмонтом, судьба Барковой получает на ее «малой родине» поэтическое осмысление в стихах местных авторов:
Поэзия А. Барковой стала основой для талантливых музыкальных композиций ивановца Юрия Гуриновича и москвички Елены Фроловой.
Творчество нашей землячки все в большей мере привлекает зарубежных литературоведов. В 2010 году в Париже увидело свет первое монографическое исследование о жизни и творчестве, изданное на Западе. Его автор французский профессор Катрин Бремо. В 2011 году книга была переведена на русский язык и издана в издательстве Ивановского университета. Место издания не случайно. Толчком к созданию книги послужила поездка автора на родину поэтессы, знакомство в Ивановском университете с «гулаговским» архивом Барковой.
Легенда об Анне Барковой стала неотъемлемой частью «ивановского мифа». Думаю, что эта легенда будет долгой и прочной. Ведь миф не рвется, если он обеспечен общечеловеческим, надвременным содержанием. Анна Баркова была нужна не только вчера, но нужна сегодня и будет нужна завтра.
Глава IX. Ивановское братство поэтов-фронтовиков