«Ивановский миф» и литература

Дело о школе Сусловой приобрело далеко не местный характер. Известна записка попечителя Московского учебного округа министру народного просвещения Д. Толстому, где сообщалось об А. П. Сусловой как человеке неблагонадежном. Аргументы: «во-первых, она носит синие очки, во-вторых, волосы у нее подстрижены. Кроме того, имеются слухи о ней, что „в своих суждениях она слишком свободна и никогда не ходит в церковь“»[57]. 29 марта 1869 г. в газете «Петербургские ведомости» появилась заметка Ф. Нефедова, где давалась высокая оценка педагогическому начинанию А. П. Сусловой и с прискорбием сообщалось о закрытии школы. Здесь, в частности, говорилось: «В короткое время училище г-жи Сусловой успело зарекомендовать себя с самой лучшей стороны: хорошие и преданные делу наставники (все имеющие дипломы, и в числе их священники), человеческое обращение с учащимися и страстная любовь к занятиям самой учредительницы заставили отдавать в новое училище своих детей тех родителей, которые прежде в образовании, кроме „развращения нравов“, ничего не видели. Училище г-жи Сусловой могло принять широкие размеры, как вдруг неожиданный случай — и все разбилось. Случай этот поразил не только людей, заинтересованных в деле, но и все мыслящее и сколько-нибудь честное население Иванова.

„В середу, т. е. 12 дня н. м., приехал из Шуи смотритель училища и отобрал у г-жи Сусловой дозволение, данное ей на открытие училища г. начальником учебного округа, а девочек велел всех распустить и учебные занятия совсем прекратить.

Это событие произвело здесь такое сильное и глубокое впечатление, что о нем одном только везде и говорят. <…>

Носятся, впрочем, слухи, что нашлись такие личности, — у нас где их нет? — в которых училище г-жи Сусловой возбудило зависть, и они сделали все, что было нужно…“»[58]. История с открытием и закрытием школы-пансиона дает возможность увидеть Иваново в двух ракурсах. Не такое уж это было «чертово болото», если здесь начинание А. Сусловой получило со стороны многих ивановцев благодарный отклик, о котором пишет в своей заметке Нефедов. Но культурный потенциал пробивался с великим трудом. Его на корню глушили «завистники». И та же Аполлинария Прокофьевна Суслова вынуждена была уехать из Иванова в Москву.

А в конце «сусловского» сюжета хочется обратить внимание на то, как тесно переплетаются в «ивановском тексте» имена Ф. Д. Нефедова и А. П. Сусловой. Один из родоначальников мифа об Иванове становится в какой-то момент близким другом «возлюбленной Достоевского», настолько близким, что Л. Сараскина высказала предположение, что именно о Нефедове идет речь в следующем фрагменте письма Сусловой от 14 сентября 1869 г. Е. В. Салиас: «… Я понравилась и полюбила человека, который вызвался не только поправить мои дела, но и открыть мне новую дорогу…»[59]. Не последнюю роль в сближении этих двух замечательных людей сыграло желание обоих внести светлое начало в ивановскую жизнь, приблизить «русский Манчестер» к образованию и культуре.

* * *

Миф об ивановских фабрикантах как о кровопийцах-стяжателях, лицемерах, крайне невежественных людях акцентно культивируется при советской власти. Весьма показательна в этом плане литературная деятельность журналиста И. А. Волкова, написавшего книги «Ситцевое царство» (1изд. — 1926 г., 2-е — 1937 г.), «В старом Иванове» (1945). Сын рабочего-красковара, с двенадцати лет работавший на фабрике А. М. Гандурина, Иван Андрианович Волков знал изнутри ивановский фабричный мир и оставил много колоритных зарисовок, связанных с подневольной жизнью ткачей. И некоторые его «картинки», рисующие быт и нравы местных фабрикантов, до сих пор не утратили исторической ценности. Вот, например, глава из книги «Ситцевое царство» — «Господа Гарелины», где речь идет о семье фабриканта Александра Ивановича Гарелина. Здесь мы встречаем по-своему замечательное описание уклада семейной жизни Гарелиных. «Зимой они живут в пригородном сельце Воробьеве, в старинном дедовском доме. Дом этот — типичный образец жилищ, в каких жили наши фабриканты сто лет назад. В тенистом саду, среди обширного двора, обставленного службами — просторными каретниками, погребами, кладовыми, банями и оранжереями, стоит низкий, двухэтажный кубообразный каменный дом. В нижнем этаже этого дома находится „жилье“: тесные, темные, с низкими потолками комнаты. В комнатах нижнего этажа стоит старинная пузатая мебель красного дерева, обшитая крепким сафьяном, и висят огромные образа с „негасимыми лампадами“. Стены комнат украшены портретами предков, дурно писанными маслом, или шитыми цветным бисером картинами на религиозно-нравственные темы… В глубине дома, в одном из самых укромных и тихих уголков его, ютится „моленная“, обязательная принадлежность всякого старинного фабрикантского дома в Иванове. Моленная, очень низкая и небольшая комната, как сплошной броней, с потолка и до самого пола завешена множеством старинных икон…

Вверху, во втором этаже, в парадных комнатах гарелинского дома, гораздо просторнее, воздух свежее и обстановка наряднее…»[60].