Ноздрин с особой ревностью следил за теми ивановскими писателями, которые связали свою судьбу со столицей. Он искренне радовался успеху ивановцев, сумевших развить в Москве свое творческое дарование. Гордился, например, Анной Барковой, которая, попав в высшие литературные круги, «идет дальше Москвы». Однако чаще Ноздрин вынужден фиксировать другое. Литературная Москва, по его мнению, губительно действовала на ряд даровитых ивановцев, перебравшихся жить в столицу. Об этом свидетельствует, например, запись от 16 января 1927 года: «Их всех троих провинция сделала поэтами, а перебросились они в Москву. Москва сделала их секретарями.
Жижин, Вихрев, Артамонов, все три с один голос жаловались Семеновскому на утрату веры в себя…»
С грустью пишет Ноздрин о том, как литераторам-землякам приходится сталкиваться в московских писательских кругах с хамством, зазнайством, беспардонностью. Худшее в литературной Москве ассоциируется у Ноздрина с деятельностью литвождей рапповского толка. Весьма иронично, например, пишет Авенир Евстигнеевич о приезде в Иваново в декабре 1927 года В. Киршона. Этот рапповский вождь, по саркастическому замечанию Ноздрина, «пришел, увидел… и победил», то есть сделал все, чтобы внести раскол в литературу Иванова, сделал все, чтобы пропитать ее рапповским духом. А вот этого-то духа Ноздрин и не переносит, ибо в нем ощущает нечто сродни фашизму. Читаем запись от 27 декабря 1927 года: «Откровенно сказать, если у нас фашизм и нарождается, то его истоками является именно та литература, в которой фашиста от коммуниста отличить весьма трудно».
Ему особенно горько было ощущать усиление рапповщины в Иванове, потому что он лично был причастен к своеобразному культурному ренессансу в родном городе в первые годы революции. Резкое неприятие вызвала у Ноздрина деятельность прорапповской группы «Атака», довольно активно функционировавшей во второй половине 20-х годов. «На собрании „Атаки“, — пишет он в ноябре 1927 года, — договорились до того, что даже такие понятия, такие два слова, как „человек“ и „любовь“, оказались не вечными. Я их выставил как слова неумирающие…»
Ноздрин не склонен был занимать пассивную позицию в ту пору, когда рапповщина все более набирала силу. Многие страницы его дневника посвящены деятельности литературной группы «Встречи», созданной в 1927 году. Руководил ею Н. И. Колоколов — талантливейший из ивановских прозаиков, чьи произведения до сих пор по-настоящему не оценены. Ноздрин — активный участник всех собраний группы. Он рад отметить, что «Встречи» объединили и старых, и молодых писателей. На заседаниях группы он не уставал говорить о необходимости повышения культурного начала в обществе, о высоком назначении искусства, литературы.
Убеждала Ноздрина в правоте такой позиции и его близость к тем ивановским писателям, которые, вопреки разрушительным тенденциям времени, оставались на высоте своего писательского призвания. Среди них в первую очередь надо назвать Д. Семеновского, Н. Колоколова, А. Сумарокова. Дневник Ноздрина включает очень интересные записи, связанные с их жизненным и творческим поведением.
Заслуживает пристального внимания в дневниках Ноздрина не только литературная часть, но и многие «театральные» страницы, записи, связанные с оценкой журналистов, художников, краеведов, партийных, общественных деятелей ивановского края. И везде перед нами предстает незаурядная личность самого автора — умного, проницательного человека, который знает больше, чем об этом можно было сказать открыто.
К сожалению, вряд ли нам удастся когда-либо прочитать дневники Ноздрина 30-х годов. Они исчезли после ареста Авенира Евстигнеевича весной 1938 года.