Иволга будет летать

— Вы что же, верите во всякую мистическую дребедень?! — Каляев, прежде не допускавший подобной мысли, изумился неподдельно.

— Еще недавно я верила в мастерство Дениса и непогрешимость «Иволги»: эту веру не так-то просто утратить. — Абрамцева искоса взглянула на Каляева. — Что для вас, Михаил Викторович — дребедень, здесь, у нас — жизнь. Ее философия, если угодно, — добавила она, заметив, что Каляев не понял иносказания и готов начать спорить. — Моя мать знала, что летающие ящеры вымерли столетия назад и нет никакого Белого Дракона. Но, все же, каждый раз, когда отцу приходилось отправляться в горы, она заставляла его надевать амулет… Драконий зуб, так у нас его называют. Потом его стала носить и я. — Абрамцева тронула отворот куртки, куда обычно крепился «зуб». На Шатранге стояла поздняя осень, и в музейном ангаре было прохладно. — Понимаете?

— Суеверия коренных народов выше моего понимания, — проворчал Каляев. — Впервые в жизни это меня огорчает. Так что же, по-Вашему, самолет съел дракон?

— Я такого не говорила. Но не возьмусь утверждать и обратного, — без тени улыбки сказала Абрамцева.

Каляев неодобрительно покачал головой, но нашел в себе силы промолчать.

Загудели генераторы, и маленькие фигурки шатрангцев обернулись в его сторону; в их лицах ему на миг почудилась угроза, заставив рассердиться на самого себя: вот так наслушаешься баек и сам сделаешься суеверным дураком.

— Суеверие — форма протонаучного знания, — будто подслушав его мысли, подлила масла в огонь Абрамцева. — Первая, наивная попытка обобщения человечеством эмпирического опыта. Из суеверий на заре времен родилась религия, но от них же позднее пошла и наука. Ошибкой было бы относиться к ним легкомысленно.

— Вырастая, ребенок оставляет погремушки в детской, — возразил Каляев.

— Справедливо. Но что вы видите вокруг? — Абрамцева развела руками над пластиковым ландшафтом; ближайший гейзер выпустил облако пара — и, вместе с ним, несколько мыльных пузырей. — Шатранг — молодой мир, полный загадок, неизвестности, неопределенности. На Земле это детская забава, но здесь мы не нашли лучшей модели для одного из интереснейших — и досаднейших — местных феноменов. Символично, вам так не кажется?

— Ну да, — хмыкнул Каляев. — «Дыхание дракона», или как там ваши метеорологи зовут эти штуки?

Вдвоем они проводили стайку пузырей взглядом. Окруженные едва видимой с земли радужной оболочкой шарообразные газовые облака, возникавшие после извержений малых гейзеров, мигрировали в воздухе на сотни километров и особенно часто наблюдались на воздушных трассах, буквально «атаковали» машины, нередко становясь причиной аварий. При этом, скудные данные с беспилотных метеозондов до сих пор не дали возможности объяснить, что же «дыхание» собой представляет.

— До моих ушей доходили разговоры о «небелковой жизни» и других подобных неподтвержденных теориях, — сказал Каляев. Отказ от снисходительно-пренебрежительного тона дался ему непросто. — По-вашему, в этом есть зерно истины?

— Сомневаюсь, — с сожалением признала Абрамцева. — Но специалисты продолжают наблюдения.

— В надежде на чудо?

— На новые методы исследования. На удачу. И на чудо тоже.

Каляев начал говорить что-то о вреде магического мышления. Абрамцева его почти не слушала: на макете ущелья Трех Пик она вдруг разглядела деталь, которой не замечала прежде: на самом дне, среди серых скал из-под снега торчал драконий скелет.

— Если правильно смотреть, всегда можно увидеть нечто новое, — рассеяно пробормотала она. На Хан-Араке должен был два часа назад приземлиться катер Давыдова; оттого совпадение показалось ей особенно жутким.

— Не будет ли бестактным пригласить вас продолжить этот разговор за чашкой кофе? — прервал ее размышления Каляев.

— Ничуть. — Абрамцева улыбнулась, вновь овладев собой. — Экскурсию можно считать завершенной?

— Если вы не возражаете.

Каляев, которому музейный ангар уже порядком надоел, быстрым шагом направился к выходу. Большой разноцветный пузырь лопнул, коснувшись его плеча; Каляев не заметил его, но на пиджаке остался мыльный след.

Абрамцева задержалась, чтобы отключить подачу энергии на экспозицию и догнала инспектора уже у дверей ангара.

Снаружи холодный порывистый ветер раскручивал декоративный флюгер на крыше и наполнял конусы ветроуказателей у кромки летного поля.

— Вы наверняка объездили половину галактики, и, кажется, она успела вам наскучить, — сказала Абрамцева. — Каковы они, другие планеты?

— А вы никогда не покидали Шатранг? — ответил Каляев вопросом на вопрос.

— Даже на орбиту не поднималась: Денис обещал, но… как-то не сложилось, — с запинкой закончила Абрамцева. — Конечно, есть библиотека Географического общества: сенсорные фильмы, видеохроника, книги — но это все не то. Они слишком формальны.

— А что же «то»?

— Человек. Который смотрит, делает снимки, пишет, запоминает. — Она улыбнулась. — Слава пытался рассказывать мне о Земле и других планетах: он наблюдателен — но, к сожалению, рассказчик из него обычно неважный, хотя иногда… — Она замолчала, досадуя на промашку.