Накануне моего переезда сюда я писала ему, что выступить ему надо, но позднее, потому что пока возможно спасти человека уговорами негодяев, щеголянием званий (академики, лауреаты) надо дать им возможность уговаривать. «Главное, чтобы мальчик был дома»43
. Он сначала послушался было (таково было не только мое мнение), но потом в субботу явился с готовым (переделанным к лучшему) текстом и заявил, что «враги человеку домашние его», что он не может ни жить, ни спать, ни работать и будет действовать.А сегодня выпустили Медведева. Не знаю, будут ли теперь передавать письмо Ал. Ис., нет ли; и полезно это будет (там есть обобщение) или нет; и поможет ли это Наташе Горбаневской, которую судят сейчас, или нет; и повредит ли это самому Ал. Ис. или нет. И хорошо ли я сделала, что не послала свое письмо в прокуратуру, или нет. (Мне со всех сторон объясняли, что мое имя будет вредно, и я послушалась.)
Меня это трогает. Оба они уже принадлежат легенде, т. е. правде.
Перечитывает «Войну и мир» и, к собственному удивлению, недоволен. Говорит, что описания сражений неверны, а люди – схематичны. («Кутузов только для того, чтобы показать, что не следует вмешиваться – и больше в нем нет ничего. Самая мысль неверна: полководческий гений несомненно существует».)
Со мной был ласков, даже нежен – по-видимому, из-за моей болезни и из-за надвигающейся слепоты. Расспрашивал. Потом сказал, что прочел 30 страниц «Спуска» и что это гораздо лучше «Софьи Петровны»: «написано плотнее и своеобразнее». Похвала мастера всегда приятна, но я не обрадовалась – что ж говорить-то по 30 страницам! И зачем мне это. Я не претендую, чтобы он мои вещи читал. Я понимаю – ему совсем не до них.
Знаю, что и эта радость завтра обернется горем, но сегодня – праздную.
Я была на даче. Телефонный звонок. Голос Р. Д. [Орловой].
Я обрадовалась всеми силами, какие только еще остались во мне.
Только что положила трубку – опять звонок:
– Попросите, пожалуйста, Солженицына.
– Его нет здесь.
– Это дача Чуковского?
– Да.
– А нам сказали, что он живет здесь. Это говорят из посольства.
– Это ошибка.
– А где же он?
– Я могу дать вам рязанский адрес. – Продиктовала.
Звонок. Звонит А. И. Я его наскоро поздравила, сказала, что рада его голосу, потому что хотела послать телеграмму.
– Не надо телеграмм, – сказал он властно. – Не надо. Я не хочу перегружать папки. Столько звонков сегодня было, я еле успевал бегать туда и обратно. Узнал я от NN. Она позвонила первая. Вот что я решил: буду работать не отрываясь.
Великий человек.
[Половина страницы отрезана. –
К вечеру мне ее добыли, я ее прочла44
.Ложь с начала и до конца.
Будто народ одобрил исключение. Да народ и не знает ничего, а если и знает, то из этого же страшного источника. Будто писатели одобрили. Какие это? Грибачев? И о протестах – ни слова.
Сразу заныло сердце – отвечать. Но мне нельзя, неприлично, потому что он похвалил меня.
А больше никто – я чувствую – не ответит.