Из дома

Через несколько дней старшую тетю снова пригласили в кесовогорское РОНО и предложили ей работу учительницы в селе Никольском в четырех километрах от Кочинова. Она начала готовиться к переезду. Тетя Лиза тоже решила переехать в деревню Карабзино — ей кто-то сказал, что там больше получают на трудодень. А дедушка написал, что едет обратно. Действительно, через несколько дней под вечер он с палкой в руке пришел в Кочиново. Дедушка рассказал, что всем, кто приезжает домой, дают двадцать четыре часа, чтобы убирались обратно, откуда прибыли. Наша Хельми, бабушкина племянница не уехала, просто решила проверить, на самом ли деле они что-нибудь сделают или просто угрожают. Ее арестовали, увезли в Ленинград под конвоем и посадили в тюрьму с воровками и проститутками, продержали там месяц, а потом был суд, ее приговорили к трем годам условно за нарушение паспортного режима.

— Вот вам Helvetti [34]. Родина, — а потом добавил по-русски: — Питвую мать, — и замолчал.

Бабушка давно перестала его пилить за это, все равно никто не поймет, а после приезда из Виркино он почти перестал разговаривать.

Первыми из Кочинова уехали тетя Лиза с Арво, маленькой Тойни и с дедушкой. В деревне Карабзино, где они поселились, жило еще две семьи наших финнов. С одними из них мы жили в Кауттуа. У них была русская фамилия — Марковы, хотя все они говорили по-фински так же, как и мы. Тете Лизе эти Марковы рассказывали, что их пустят домой: им уже обещали выдать паспорта как русским. Она про них говорила, будто познакомилась с какими-то необыкновенными людьми. А про ту вторую семью, которая тоже живет там, в Карабзине, она рассказывала, что во время грозы молния ударила в самовар, когда хозяйка дома Кайсу пила чай и что у нее почернела и онемела рука, но она даже не выронила чашку.

Тети решили, поскольку я несовершеннолетняя, меня не могут заставить работать в колхозе, пасти свиней от зари до заката, тем более что платят за это пятьдесят граммов зерна в день и то только в ноябре. Бабушка придумала для меня более доходное занятие: она начала вырезать из бумаги занавески, а я стала ездить по деревням на велосипеде и менять их на продукты. Раньше я никогда не видела, чтобы она что-нибудь вырезала или тем более рисовала, но оказалось, что она умела вырезать невероятно ажурные рисунки на бумаге и так быстро, будто всю свою жизнь только этим и занималась. Дня за три-четыре она делала несколько десятков бумажных занавесок, почти на всех были разные узоры. Она просила меня заметить, которые из них больше всего понравятся покупателям. Обычно, когда партия занавесок была готова, я отправлялась на велосипеде куда только вздумается. Вначале я ездила по самым близким деревням, а потом все дальше и дальше. И получилось, что на эти продукты мы действительно прожили, пока на нашем участочке выросла картошка и разные другие овощи.

Ежедневно в полдень бабушка ходила в поле доить корову. По дороге домой она как-то разговорилась с Настей Пазухиной, вернее, Настя сама подошла к ней и спросила, вырезает ли она еще занавески и ездит ли ее внучка менять. А потом Настя рассказала ей про богатое село Ильинское, куда она каждую осень ходит за клюквой. Это село далеко отсюда, километров пятнадцать, а может, и больше. Но если на велосипеде, то может это и не так далеко будет туда добраться. Она попросила бабушку передать мне, чтобы я к ней зашла.

С Настей я еще до того, как начала пасти свиней, сажала за рекой картошку. Тепло грело солнце, во время залоги бабы искали вшей в волосах друг у друга. Настя сидела рядом со мной. Она расплела свои длинные белые косы, которые носила вокруг головы, вынула частый гребень и начала вычесывать вшей на черный платок.

Несколько раз она отодвигала густую соломенно-желтую завесу от лица и подолгу в упор смотрела на меня. Я думала, что она хочет меня попросить поискать у нее в волосах, но она спросила:

— А ты что правда в Ленинграде жила? Я ответила:

— Да, а что?

— Я до войны ездила в Ленинград, у меня там жених был. Он после финской войны демобилизовался и устроился на завод работать. Он там жил в общежитии. Меня он тоже хотел устроить на завод, но мне негде было пожить, пока дадут общежитие. Он думал комнату получить и отправил меня на время домой, а потом снова началась война, он без вести пропал, в самом начале войны. Может, в плен попал, может, еще вернется?