Из грязи в князи

Хоть и рынок, с лихвой покрытый золотой ликвидностью, но диадему всё равно отымут, не в свои сани не садись. Или не рынок, а восточный базар? В Риме было уже чересчур много Востока: количество должно было когда-нибудь незаметно перетечь в другое качество. К тому же есть более мощный рынок – насилия и оружия – почти однофакторное распределение, метод максимального правдоподобия: Гаусс и Лаплас, ещё не родившись, без напряжения, но усилием и триумфом воли рулили римской короной глубоким знанием предмета. Нет хороших институтов – иной рынок (а те – далече).

От седоков под диадему десятилетиями отбоя не было. Водрузил корону на затылок – и нет ни затылка, ни головы, ни башки, ни короны, и набитая шишка не болит. Вернее, диадема уже успела перекочевать на другое чело, которое пока не отделено от туловища бесстрастным режущим металлом: для такого дела даже затачивать лезвия нет нужды. Но лучше сесть на само чело, на которое уже водружена диадема, хоть и неудобно пятой точке – зубья покалывают, пусть даже у римских диадем и нет зубьев.

Списки бенефициаров и величайших менялись среднестатистически с быстротой каждые три года, каждые предыдущие (и списки, и годы) – как отходы жизнедеятельности выбрасывались на помойку, для будущих археологов и историков: эти будут откапывать и чтить культурные слои, ассенизаторы. И так – лет пятьдесят в империи, единой и неделимой. Пустошей всё больше, крестьян-трудяг – всё меньше, а преторианцы и легионеры хотят оплаты, золота, серебра, толстого слоя шоколада, хотя бы меди и сытной еды с хлебом, ибо зрелища, как победы и поражения, прекрасно умеют добывать себе сами, вот нелюди безыдейные!

За пятьдесят лет от Александра Севера до Диоклетиана единственный случай проявления подлинной демократии: избрание императора одновременно Сенатом и армейскими легионами – Валериана. Но он же стал и позором Рима. Войско Валериана окружено вражинами в Эдессе, разбито, и десятки тысяч гордых римлян вместе с императором уведены Царём царей в персидский плен. Римский безродный император на коленях ползает перед породистым самовлюблённым Сасанидом в поисках пощады и земной жизни – подставка для потных восточных ног шахиншаха.

Остальные принцепсы возведены на перворимский трон или только армией и преторианцами, или только Сенатом, но убиты – почти все только военными: Александр Север, Максимин Фракиец, Гордиан I, Гордиан II, Пупиен, Бальбин, Гордиан III, Филипп Араб, Требониан Галл, Эмилиан, Галлиен, Аврелиан, Тацит, Флориан, Проб, Кар, Нумериан, Карин. Лишь по одному экземпляру из величайших погибло в битве с готами, погибло-умерло в персидском плену или просто от чумы, почти естественная смерть (Деций, Валериан, Клавдий II).

Претенденты на престол из военных снимали с границ когорты и гарнизоны и брали Рим штурмами или без боя, провозглашая себя императорами. Убивали друг друга, а их убивали легионеры и иные претенденты. Их было много на челне, иные парус напрягали, другие дружно упирали в глубь мощны вёслы: сиюминутность царствования и бытия. Все лукавят и лицемерят – не цари мы, а народ, демократы, просто первые среди равных, принцепсы: нас избрали, неважно кто и как. Источник власти меж тем один и тот же: военные перевороты. Коль слаб или ослаб, то меч-кладенец – и голова с плеч, народ поддержал – хлеба-зрелищ получил. Народ и армия едины. Армия всегда получала своих слонов: чем быстрей сменялись императоры, тем чаще раздавались слоны. А когда не получала – брала своё сама, грабила любые окрестности, включая остальных. Народ Рима (без окрестностей) продолжал кормиться чужими трудами: хлеба и зрелищ, Вечный град даже налогами не облагается, посконная традиция, обычай делового оборота. И опять: пустошей всё больше, крестьян-трудяг – всё меньше, это разве народ? Быдло и рогули, способные только на бунты, если их не развлекают, не отвлекают и не подкармливают. На бунты, бессмысленные и беспощадные, но быстро подавляемые – со смыслом, но без жалости. Численность римского населения, достигнув своего апогея при забытом ныне императоре Каракалле, далее на протяжении всего III века нашей эры непрерывно убывала: говорят, демография подкачала, хотя бабы рожали, как и прежде, во множестве, и снова нарожают. Куда ж им деваться, контрацепция ещё не изобретена.

И тут на авансцену выходит он – весь в белом, но не во фраке – в плаще и в доспехах непростого легионера. И с расчётом перекрасить белую тогу в шоколадный на вкус и толстый на ощупь слой багрянца: по припасённой одёжке протягивай ножки, на вкус и цвет товарища нет.