Из индийской корзины

Принципы политической тактики и стратегии, провозглашенные «Махабхаратой», оказываются верными на все времена, и Шаши Тхарур, периодически срываясь на поэзию, излагает их близко к тексту первоисточника: На ультиматум зря не трать /Энергии своей. /Пусть враг не хочет убивать — /Ты сам его убей. //Пусть будет выпад твой в борьбе /Внезапен и могуч. / Держи оружье при себе, /А спишь — так дверь на ключ. //Скрой злобу ласковым словцом, / С улыбкою убей / И над поверженным врагом / Потоки слез пролей[33]. Но Бхишма-Ганди выдвигает и претворяет в жизнь и новаторские формы политического воздействия, оказавшиеся впоследствии затребованными на всех континентах. По этому поводу Вьяса резонно замечает: Мы, индийцы, обладаем величайшим талантом извлекать положительное из отрицательного. Не-насилие, не-сотрудничесгво, не-присоединение — все это означает гораздо больше, чем концепции, которые они отрицают, а затем признается: Всегда было легче восхищаться принципами, которые он выдвигал, и способами, которыми он за них боролся, чем следовать тому и другому. Рассказывая о голодовках, которым подвергал себя уже немощный телом, но твердый духом Махатма, всезнающий летописец словно пишет одновременно два учебника — индийской истории и прикладной политологии: Только индийцы могли изобрести такой метод политической торговли, который опирается на угрозу причинения вреда самому себе, а не оппоненту. Впрочем, подобно другим великим инновациям, запушенным нашей страной, голодовки также были бесстыдно дискредитированы. Как оружие голодовки эффективны только тогда, когда мишень ваших действий ценит вашу жизнь больше, чем свои убеждения, или по крайней мере чувствует, что ее ценит общество в целом.

В XX в. Индия пережила множество «великих сражений»: это сражение за независимость и участие во Второй мировой войне в составе Британской империи; это противостояние между расколовшимися на разные политические фракции на основе религиозных убеждений индийцами; это внутрифракционные баталии за личное лидерство и острое соперничество в постнезависимой Индии за право рулить страной. Накануне выборов (проводившихся после введенного в 1975–1977 гг. Индирой Ганди чрезвычайного положения), которые принесут Прийе Дуръйодхани провальное поражение от оппозиции, дотошный журналист преследует Вьясу вопросом: «Не считаете ли Вы, что эти выборы станут современной Курукшетрой?» Участник и комментатор всех событий, Вьяса отвечает: Надеюсь, нет, потому что на Курукшетре не было победителей. Потому что за битвой последовали трагедия, страдание, пустота и смерть… Эти выборы — не Курукшетра; Курукшетра — это жизнь, Курукшетра — это история. Сражение между дхармой и не-дхармой — это сражение, в котором наша нация и каждый из нас участвует каждый день своего существования на этой земле. Но, перебрасывая мостик к оригиналу, тхаруровский Кришна, персонифицированный образ Политики Вообще (состоящей из частичек конкретных политиков), обращается со своей «Бхагавад-гитой» к неуверенным Пандавам-оппозиции накануне решающего дня: Обжорство или пост, блаженство или мука, /Победа иль разгром, жара иль холода /Пройдут как летний дождь, и в этом вся наука. / Ничто ведь не навек, ничто не навсегда. / Чего здесь нет, без пользы нам, конечно, /А то, что есть, пребудет с нами вечно[34].