Из индийской корзины

Собственно, ничто не мешает воспринимать «Рамаяну» как героическую поэму, но в системе индуизма она приобрела особый — сакральный — статус, поскольку в ее вводной и заключительной книгах раскрывается божественное происхождение Рамы: как и Кришна в «Махабхарате», он рождается на земле, чтобы восстановить попранную дхарму. Если в первом случае адхарма (не-дхарма) — беззаконие — персонифицировалась коллективным образом Кауравов и их сторонников, враждующих с Пандавами, то в «Рамаяне» мировой баланс нарушается деятельностью Раваны. Десятиглавый правитель Ланки, сумевший аскетическими подвигами умилостивить непредусмотрительного бога Брахму и получить от него в дар неуязвимость от всех сверхъестественных существ, возомнил себя владыкой мира. Он начал изводить благочестивых отшельников, издеваться над богами и даже полонил «царя богов» Индру. Победить же Равану мог только не предусмотренный в условиях дара человек, и Брахма уговаривает Вишну спуститься на землю в виде царевича Айодхъи. Так в индуизме закрепляется теория аватар («нисхождений», инкарнаций) бога Вишну, неоднократно рождающегося на земле, чтобы предотвратить ее гибель.

В еще большей степени, чем «Махабхарата», «Рамаяна» оказалась продуктивным и жизнеспособным произведением. На протяжении более чем двух тысячелетий она не только непрерывно воздействовала на религиозную образность индуизма в Индии, но и в преломленном виде проникала в священные каноны джайнизма и буддизма и распространилась по всей Юго-Восточной Азии. Довольно рано начали появляться региональные версии[37] «Рамаяны», которые создавались на местных языках и отражали социокультурную и религиозную специфику того или иного индийского региона. Не оставляет равнодушными «Рамаяна» и моих российских студентов-индологов, побуждая их к поэтическому оформлению своих мыслей:

Я отвлекся, извините. Еще в первой книге Рама женился на Сите.

Из божественного лука он умел стрелять; брахманов не переставал уважать.

Был щедр и красноречив, к тому же ликом был красив.

Подданные души в нем не чаяли, даже собаки на него не лаяли.

Долг свой всегда выполнял, жены, кроме Ситы, он не желал.

Не искал пороков в других… А я увлекся, завершаю свой стих.

Рама царство детям даровал, умер в лесу и на небо попал.

Встретился там с Стой. Куша и Лава жили жизнью счастливой и сытой.

Региональные «Рамаяны»

Самой ранней авторской интерпретацией, дошедшей до наших дней, считается тамильская «Рамаяна» Камбана (Х-ХП вв.), придворного поэта знаменитых южноиндийских правителей Чола. В описании Камбана «человечность» Рамы полностью вытесняется его божественным статусом, а взаимная преданность Рамы и Ситы объясняется тем, что Вишну и его божественная супруга Лакшми вновь обрели друг друга на земле после долгой разлуки. Вследствие абсолютной деификации персонажей устранены всякие детали, снижающие или подвергающие сомнению нравственный облик небожителей: так, например, Равана при похищении Ситы не оскверняет ее прикосновением, а переносит на Ланку прямо в лесной хижине, вырванной из земли. Равана также изображается великим героем, т. е. достойным своего божественного противника: он могущественный правитель и воин, ценитель музыки и знаток вед; его страсть к Сите идеальна, и он терпеливо надеется пробудить в ней ответное чувство. Подобная трансформация образа антагониста в Южной Индии окажется весьма значимой и в дальнейшем будет искусно использоваться в культурном и политическом противостоянии арийского Севера и дравидского Юга.