Когда после многих лет скитаний Салим возвращается в Бомбей, «вместилище глубочайшей ностальгии», он истошно вопит на весь поезд: «Back-to-Bom! Back-to-Bom!» Но Бомбей изменился, как и сам герой: Наш Бомбей, Падма! Он тогда был совсем другой — не было ни ночных клубов, ни маринадных фабрик, ни Обероев-Шератонов, ни киностудий; но город рос с умопомрачительной скоростью, приобретая собор и конную статую маратхского воина-императора Шиваджи, который (так мы думали) оживал по ночам и мчался галопом, вызывая трепет, по улицам города — прямо вдоль Мэрин Драйв! По пескам Чаупатти Бич! Мимо величественных домов Малабарского холма, огибая Кемп Корнер, как угорелый несся вдоль моря к Скэндэл Пойнт! Ну да, а почему бы нет, вперед и вперед и затем вниз по моей собственной Уорден-роуд, прямо вдоль огороженных бассейнов на Брич Кэнди, точно по направлению к огромному храму Маха-лакшми и старому Уиллингдонскому клубу… На протяжении всего моего детства, когда в Бомбее наступали плохие времена, какой-нибудь ночной гуляка, страдающий бессонницей, обязательно сообщал, что видел, как статуя движется: беды города моего детства танцевали под оккультную музыку копыт из серого камня.
«Дети полуночи» были названы индийской критикой «пессимистическим произведением»; до сих пор компании Би-би-си не удалось получить от сменяющихся индийских правительств разрешение на съемки в Индии одноименного фильма. Ничего удивительного в этом нет: дебютируя в амплуа enfant terrible, характерного для «детей полуночи» и ставшего впоследствии жанровым для автора, Рушди умудрился «раздать всем сестрам по серьгам». Он выступил с жесткой критикой ведущих индийских политиков (коррупция, непотизм и т. д.), обозвал Индиру Ганди «Черной Вдовой» (открыто напоминая об отрицательной символике вдовства в индийской культуре, а заодно намекая на паучий род с одноименным названием, самки которого пожирают самцов после совершенного соития), а время ее правления — в особенности период «чрезвычайного положения» (1975–1977), — «тиранической паранойей», подверг центральных персонажей романа насильственной стерилизации, навязывавшейся младшим сыном Индиры — Санджаем Ганди, и произнес сакраментальную фразу: «Эти Неру не успокоятся, пока не станут наследственными правителями». Как утверждает Салим: Я рассказал правду… Правду памяти, потому что память обладает своей особой правдой. Она отбирает, опускает, изменяет, преувеличивает, преуменьшает, обеляет и также очерняет и в конечном счете создает свою собственную реальность, гетерогенную, но обычно последовательную версию происшедшего, и никакой здравый человек не поверит в чью-нибудь версию больше, чем в свою собственную.
Сам же Рушди убежден, что «противники по своей природе, политики и писатели борются за одну территорию».«Сатанинские стихи»