Из индийской корзины

Дзоши завел мотороллер и с улыбкой вспомнил Ирину, русскую, которая часто появлялась у них в колледже. Сначала он немного терялся от ее вопросов, но потом они подружились и с удовольствием обсуждали все — от заковыристой многозначности средневековых текстов до хитроумных ходов разных политических лидеров в предвыборном марафоне. Ирина как-то сказала, что маратхи «сдвинуты» на еде — здороваться у них не принято, но зато внимательно расспрашивают, кто что поел, а если зовут в гости, то не просто — «Приходите!», а «Приходите поесть!». Она еще сказала, что в России если приглашают, то без лишних слов ясно, что накормят. Дзоши это удивило: как-то чересчур бесшабашно, у маратхов все четче: поесть — так поесть, на чай — так на чай. Вообще, Ирина погорячилась, а если бы подумала, то поняла, что человеческая деятельность в конечном счете устремлена на добывание пиши, и саму жизнь человек воспринимает через призму еды: если хочет похвалить чей-то голос, говорит, что он «сладкий», если вспоминает о чем-то с болью, то это — «горькие» воспоминания, а если подвергает что-то критике, говорит, что это — «безвкусно». Совместная трапеза, приглашение к себе домой — это свидетельство очень близких и доверительных отношений, расспросы коллег или приятелей о домашнем меню означают высокую степень сопричастности жизни друг друга, а официальные и сухие «здравствуйте», которыми раньше злоупотребляла Ирина, — знак дистанции и нерасположения. И если маратхи, приглашая в дом, не оговаривают: для того, чтобы «поесть», то еды и не будет, а будет один разговор, как правило — короткий и деловой. Кстати, и сама Ирина со временем, похоже, потеряла голову от маратхской еды: в каждый приезд набирает по 6-10 килограммов, а потом мучается в Москве, скидывает. Она даже дни поста полюбила, потому что в эти дни как раз саго с перцем и орехами жарят, и тут она уж точно перестает себя контролировать. И при этом маратхи вовсе не считаются гурманами, и их стряпня не идет ни в какое сравнение с буйным изобилием панджабской кухни или с блеском и роскошью кулинарного наследия Великих Моголов, преемниками которого стали индийские мусульмане[52].

Странные они, русские: с одной стороны, приготовят что-нибудь на четыре дня, поставят в холодильник и едят на ходу, а с другой — во время праздников засядут за стол часов на пять-шесть и молотят все подряд без всяких размышлений о естественной и эстетической сочетаемости продуктов и не обращая внимания на то, что все уже остыло. Режут все на здоровенные куски, стараются, чтобы это выглядело так же грубо, как в натуре. У маратхов по-другому заведено: сначала гости собираются и беседуют между собой, а потом — извольте откушать, но молча и быстро, пока все горячее-прегорячее, даже потолочный вентилятор на это время отключают, а после еды никто не задерживается и со словами «вкусно-то как!» или «наелся до отвала!» расходятся. Дзоши с содроганием вспомнил отпугивающий запах укропа, которым его пытались накормить в некоторых русских домах, и с теплотой подумал о жене — она молодец, всегда кладет столько куркумы, сколько надо, чтобы у еды был приятный желтовато-зеленый цвет, смешивает десятки травок, семян, почек и бутонов, чтобы добиться нужной вкусовой гаммы. И готовит столько, что ни капельки не остается — холодильник, конечно, в доме есть, но в нем — молоко, простокваша да топленое масло, а ко второй трапезе (часов в 9 вечера) все квадранты будут заполнены наисвежайшей, только что приготовленной едой. Говорят, так сложилось из-за жаркого индийского климата, в котором все моментально портится. Может быть, так и было когда-то, но теперь это категория эстетическая и ритуальная. То, что было приготовлено раньше, но по каким-то причинам не съедено, также становится ушта, оскверненным и оскверняющим.

Дзоши подрулил к колледжу; здесь он пробудет до пяти, между лекциями выпьет с коллегами по чашечке кофе (конечно, с молоком) или «особый чай» — с кардамоном, гвоздикой и другими пряностями. Вернувшись домой, выпьет еще чашку чаю — на этот раз с какой-нибудь легкой закуской, печеньем например, и сядет дописывать статью.

Узкой специализацией Дзоши была паремиология, и сейчас он выстраивал классификацию маратхских пословиц и поговорок, описывающих типовые жизненные ситуации через продукты питания. «С топленым маслом поем, а без него поститься буду» — так говорят в отношении неоправданного упрямства, проявляемого вопреки здравому смыслу. Дзоши почувствовал какое-то внутреннее раздражение: что значит неоправданное? А как иначе-то? И при чем здесь здравый смысл, когда и лепешка, и рис без масла даже в горло не полезут? Не зря же говорят: «Главное в пище — топленое масло, главное на свадьбе — красота жениха и невесты». Впрочем, парадоксальная противоречивость народных перлов уже давно перестала его удивлять.

.. Аромат с кухни становился все навязчивее. Дзоши поймал себя на том, что пытается угадать, каким изыском в верхнем правом квадранте порадует его сегодня вечером жена.

Дебет и кредит матримониала