Нам никогда не восстановить истинной картины жизни и работы Хреновского завода, не понять мотивов, руководивших Орловым в его коннозаводческих исканиях, не понять и путей, им избранных, если мы не сумеем, хотя бы на время, отрешиться от всего строя привычных наших представлений, от всего круга зоотехнических и иппологических идей середины XX века, с тем чтобы в своем воображении, хотя бы на несколько минут, представить «истинного и полного конского охотника, совершенного знатока и кавалериста» середины XVIII века, каким был Алексей Орлов.
Он начал с того, что, еще состоя в рядах гвардейской кавалерии, в совершенстве освоил искусство верховой езды. К 60-м годам стал законченным, всеми признанным мастером или даже, как мы сказали бы теперь, гроссмейстером высшей школы езды и манежной выездки лошади.
Многие писатели XVII и XVIII веков, излагавшие классическую теорию высшей школы верховой езды, и в особенности четко француз Де-ла-Гериньер [64]
, старательно оттеняли то обстоятельство, что целью высшей школы является не просто научить выполнению фигурной езды и трудных виртуозных упражнений, а задачей ее является подготовить и лошадь и всадника к трудностям и неожиданностям кавалерийского боя. С этой точки зрения аллюры, вольты, фигуры и сложные прыжки высшей школы отнюдь не являются искусственно надуманными, утверждали Де-ла-Гериньер и учителя «академий» XVII–XVIII веков, а являются, так сказать, своеобразными приемами фехтования в одиночном конском бою. Подобно тому, как в настоящее время фигуры высшего пилотажа постоянно применяются в воздушном бою, так и фигуры высшей школы верховой езды имели прямое практическое применение в условиях боя. Всадник должен был уметь их использовать и при нападении (вольты, пассажи) и в условиях самообороны (мезэры, пезады), как в самом бою (пируэты), так и при отступлении и даже бегстве (каприоли).Искусство высшей школы езды не потеряло своего значения и в наши дни в конном спорте Советского Союза. И в середине XX века мы продолжаем любоваться высоким мастерством выездки, демонстрирующим полное подчинение коня воле и желаниям всадника, знатока своего дела.
А. Г. Орлов был неизменным участником и предводителем блестящих каруселей и турниров, отмечавших собой вторую половину XVIII века. Первые карусели, проверенные в Петербурге 16 июня и 11 июля 1766 года, открыли целую «эпоху рыцарских каруселей в России», по терминологии некоторых исследователей старины [65]
. Этот первый турнир оставил такое впечатление. что и 40 лет спустя, по живописному выражению Жихарева («Записки современника» 1805 г.), «…о нем до сих пор не наговорятся старожилы, с восхищением описывая ловкость и удальство молодцов Орловых» [66].В 60—70-х годах XVIII века скаковые ипподромы и беговые испытания еще и не виднелись в дали десятилетий; еще надо было ждать, когда будут выведены в конских заводах России соответственные породы лошадей для них. Пока же возможность показа удали и ловкости давали манеж и кару- славу и лавры победы — турнир.
Заключительным аккордом турнира, после парада, фигурной езды, кадпили, после боя в конном строю на копьях и на палицах, после состязаний в различных упражнениях, требующих смелости, ловкости, меткого глаза и твердой руки всадника и верности аллюров и точности движений лошади, — заключительным аккордом, определявшим и венчавшим победу, было так называемое la fola итальяно-испанской школы. Всадники, под звуки музыки, вели своих лошадей, эластичных, гибких и безусловно повинующихся, искусственно замедленными каденцированными аллюрами и темпами, заставляя их следовать меняющимся мелодиям и ритмам.
Увлечение А. Г. Орлова манежем и каруселями, высшей школой езды, было серьезным. Оно не покидало его до конца дней. Под старость, живя в Москве, он заставлял свою дочь, 15—16-летнюю Анну, обучаться верховой езде по всем строгим правилам высшей школы [67]
.Каким почетом и по смерти А. Г. Орлова у его наследницы, пока она была еще молодой и не подпала под влияние духовенства, был манеж и искусство верховой езды, можно иллюстрировать следующим примером. Для того чтобы провести 20–25 июня 1811 года карусель, под Донским монастырем было построено, по проекту известного архитектора Компарези, специальное «здание карусели», двухэтажное в форме четырехугольника, каждая сторона которого была длиной более 100 метров [68]
.