Мужикам на самом деле досталось. Привычные к крестьянской жизни, они с трудом постигали военную науку. Лошади плохо повиновались им и порой освобождали от седоков свои исхудавшие спины, сабли не желали слушаться рук, а выстрелы из карабинов зачастую больно отдавали в плечо. Результат, тем не менее, сказаться не замедлил: все наличные чучела являли собой жалкое зрелище. С простреленными головами и растерзанными туловищами, они красноречиво свидетельствовали о достижениях учеников Павла.
— Лошадей накормить и обиходить должно, а то у французов они больно отощали, да и сегодня им от нас привалило, — обратил внимание Фёдора на положение животных Овчаров.
— Нешто мы без понятия, ваше высокоблагородие! Спиридон, ты всё слышал?! Вели мужичкам скотиною заняться! — распорядился он и дружелюбно взглянул на Павла. — А таперича пойдём вечерять ко мне в избу, господин ротмистр, там и покумекаем, как богадельню брать будем, — пригласил он к себе Овчарова, что указывало на бесспорный авторитет, который приобрёл ротмистр в глазах Федьки.
Поутру двенадцать вооружённых до зубов всадников, не считая мужиков на телегах, в одной из которых разместились гравёр с Овчаровым, под началом Меченого выдвинулись в сторону Мятлевки. Павел убедил Федьку навестить Игнатия и ещё раз обсудить с ним предстоящую вылазку. Меченый пожал плечами, но спорить не стал. Что-то подсказывало ему, что у ротмистра образовались иные дела в Мятлевке, не имевшие прямого отношения к нападению на богадельню.
За полверсты до усадьбы отряд остановился. Решили разведать обстановку и дать отдохнуть ещё не восстановившимся лошадям. Пошли Фёдор с Овчаровым. Подобравшись с задов к помещичьему дому, они увидали возле чёрного крыльца Игнатия и кликнули его.
— Пойдём в дворовую избу, братцы, там и поговорим! — после взаимных приветствий предложил управляющий, увлекая гостей за собою. — В доме хранцузы, а посему в людскую вам лучше не соваться, — добавил он на вопросительный взгляд Меченого.
— Будьте покойны! Они вином балуются да с утрась в карты дуются. А колонель ихний у себя в комнате запершись, так и не выходит. Ежели б вы знали, господин ротмистр, как они барышне наскучили!
— Хорошо ли здоровье Анны Петровны? — живо откликнулся Овчаров, пользуясь тем, что разговор перекинулся на волнующий его всецело предмет.
— Слава Богу, хорошо, ваше высокоблагородие. Не раз о вашей милости спрашивала. — При этих словах дворецкого глаза Меченого лукаво заблестели, и он многозначительно хмыкнул.
— Полно лыбиться, Фёдор! — укоризненно посмотрел Игнатий на Меченого, тогда как Овчаров с непроницаемым лицом шествовал рядом.
— Ну, вы располагайтесь, а я обед соберу, — проводив их до избы, молвил дворецкий и поспешно удалился.
— Знатные у тебя щи, Игнаша, век бы такие хлебал! — похвалил принесённые разносолы Фёдор, облизывая ложку.
Павел ел не поднимая глаз, лишь украдкой бросая многозначительные взоры в сторону управляющего.
— Барышня ждут ваше высокоблагородие в своих комнатах. Попросили вас провесть, чтоб басурмане не заметили. Посему докушивайте — и пойдёмте, а Фёдор покамест здеся отдохнёт!
— Ступайте, ступайте, ваше высокоблагородие, а я и вправду отдохну малость, — поощрительно кивая, безропотно согласился Меченый, располагаясь на лавке.
— Здравствуйте, господин ротмистр! Уж не чаяла вас увидеть! — встретила Анна Петровна Павла, теребя бледными пальцами вышитый давеча платок.
— Чрезвычайные обстоятельства вынудили покинуть ваш гостеприимный дом, любезная Анна Петровна, однако всё время нашей разлуки я токмо и думал о вас.
— Говорите ль вы правду, сударь, или своими речами хотите понапрасну обеспокоить неопытную девицу и внести смятение в её сердце? — забыв про полагавшуюся в подобных обстоятельствах прелюдию жеманства, глядя в глаза Павлу, поинтересовалась она.
— Нет-нет, что вы, как можно! — горячо запротестовал он и, подойдя к Анне, взял её за руку. — Напротив, я пришёл узнать… осмелиться узнать у вас, любезная Анна Петровна, занято ли ваше сердце, и ежели оно свободно, смею ли я надеяться. Прошу великодушно простить меня, но сегодня в ночь меня ожидает предприятие, возможно, опасное. И я мечтал бы броситься в объятья жребия с лёгким сердцем и с мыслью, что меня ждёт, что обо мне думает такая девушка, как вы, Анна, — открыв свои чувства, в великом волнении умолк он.
— Моё сердце не занято, и вы можете надеяться, господин ротмистр! — просто произнесла она.
Услышав ответ Анны, он бросился на колени и принялся жадно целовать её руку.
— Венчаться — и немедля, немедля венчаться! — лихорадочно повторял он, сжимая в объятиях дрожащий девичий стан.
— Павел Михайлович, остановитесь, сюда могут войти! Чтобы наша помолвка состоялась, надобно написать опекуну! — изо всех сил пыталась высвободиться она.
— Пущай войдут, мне нечего скрывать, я люблю вас, Анна! — окончательно потеряв голову, как сумасшедший, повторял он.
Кто знает, как далеко зашла бы его пылкость, если бы не громкий стук в дверь Игнатия.