Из киевских воспоминаний (1917-1921 гг.)

Одним из первых пал его жертвой Международный Красный Крест. За ним последовал через некоторое время «Всеукраинский комитет помощи пострадавшим от погромов». Этот комитет был организован еще во времена Директории, в самую эпоху погромов. Во главе его стоял сначала М.Н.Крейнин[120], а затем продолжительное время — М.Л.Гольдштейн[121]. Я принимал участие в Юридической комиссии комитета, председателем которой состоял маститый Я.Л.Тейтель[122]. Комитет работал и при большевиках. М.Л.Гольдштейн употреблял все свои адвокатские таланты, чтобы защитить его или, по крайней мере, затянуть процесс его уничтожения. Но существование общественно-филантропического комитета противоречило духу времени, а дух времени был тогда очень силен. Он и смёл погромный комитет со своего пути, заменив его какой-то подкомиссией при подотделе Собеса, главная задача которой состояла в надзоре за тем, чтобы восстанавливались только пострадавшие от погромов трудовые хозяйства, и чтобы ни одна копейка денег, собранных среди буржуев, не попала в руки вдовы или сирот убитого погромщиками буржуя.

В Погромном комитете, в предвидении его неминуемой гибели, все бумаги составлялись в двух экземплярах. Второй экземпляр сохранился у президиума Комитета после официальной передачи дел Собесу. Он явится ценным источником для истории этой мрачной полосы из жизни украинского еврейства.

* * *

В первые же дни прихода большевиков у нас была организована «Чрезвычайная комиссия», и первым же председателем был некто Сорин[123]. При нем этот «аппарат» только налаживался — реквизировалась мебель, набирался штаб шпиков и других сотрудников, оборудовались необходимые помещения. Сорин был человек недисциплинированный и не подчинялся распоряжениям и декретам. Говорили, что он брал взятки. В конце концов, его убрали, причем в поднятой против него кампании большую роль играл, — к чести его будь сказано, — Звонштейн. На смену Сорину в киевскую Губчека был назначен некто Дегтяренко, но к этому времени губернская чрезвычайка потеряла всякое значение, так как, вместе с центральным правительством, переехала из Харькова в Киев Чрезвычайка Всеукраинская.

Эта последняя (Вучека, как ее называли) разместилась в лучшем особняке в Липках, в котором во время войны жил Великий князь Александр Михайлович, а при немцах — фельдмаршал Эйхгорн. Ее председателем еще в Харькове был назначен знаменитый Лацис[124]. Это имя весьма много говорит уху киевлянина….

Лацис не был взяточником, он не был атаманом разбойничьей шайки; он не был одураченным идеалистом. Он был настоящий организатор и глава своего специфического ведомства. При нем чрезвычайка разрослась и обогатилась целым рядом вспомогательных учреждений — особым корпусом войск, клубом, кинематографом, больницей. Он редактировал и специальный печатный орган Чека, который назывался «Красный меч» и имел подзаголовок: «Орган Всеукраинской Чрезвычайной Комиссии». Впоследствии, на досуге, Лацис издал целую книжку о деятельности чрезвычайки, — кажется, под названием «Два года борьбы на внутреннем фронте». В этой книжке со статистическими данными и даже диаграммами изображается вся деятельность чрезвычайки, число расстрелов, распределение их по годам и месяцам, по полу, возрасту и сословию жертв… В своих писаниях Лацис всецело опирался на марксистские представления о государстве, как орудии классового господства. Из этой доктрины он делал внешне последовательные выводы, сводившиеся к теоретическому оправданию всякого насилия, и так, с феноменальным цинизмом, выступал публицистом, теоретиком, а иногда и фельетонистом заплечного мастерства.

Вучека, руководимая министерской головой Лациса, развила в Киеве летом 1919 года весьма напряженную деятельность. Был декретирован красный террор, и это давало возможность расстреливать всех и каждого, без указания какой-либо индивидуальной вины. В публикуемых в газетах «сводках» обычно после имени расстрелянного, в скобках, приводилась причина расстрела: бандитизм, контрреволюционность, преступление по должности, спекуляция и т.п. Но после декрета о красном терроре нередко, вместо определенного мотива, значились слова: «расстрелян в порядке красного террора».