Из киевских воспоминаний (1917-1921 гг.)

Первыми жертвами красного террора были 68 киевлян, значившихся в обнаруженном у кого-то списке членов клуба националистов. Среди них были почтенные судебные деятели, как товарищ председателя окружного суда Н.Н.Раич: профессора университета, как Армашевский и Флоринский, адвокаты, как Минников и Приступа, гласные Городской Думы, как Коноплин и Моссаковский. Большинство казнённых были глубокими стариками (и Раичу, и Армашевскому, и Моссаковскому, и директору Общества Взаимного Кредита Цытовичу, и владелице мастерской надгробных памятников вдове Де-Векки было за 70 лет). Некоторые из них были активными правыми деятелями (Коноплин, Мининков, Армашевский), но большинство было политически бесцветно и состояло в клубе националистов только потому, что того требовало их служебное положение и господствовавшие в этих кругах правила приличия и тона. Гнетущее впечатление производило убийство Раича — популярнейшего старожила киевского суда, строгого и по-генеральски резкого председателя, но умного и независимого судьи. Трагикомедией было политическое мученичество присяжного поверенного Приступы — адвоката по крестьянским делам, забитого и заваленного мелкой практикой, не вылезавшего из своего старенького фрака, в котором он ежедневно выступал во всех отделениях суда и палаты. Он был бестолковый, но вполне честный и порядочный ходатай за своих клиентов-крестьян, чем выгодно выделялся из среды остальных специалистов по крестьянским делам. Само собою разумеется, что он не имел никакого отношения к политике, — никто в суде не знал, какому направлению он сочувствует, — и, по всей вероятности, какой-либо приятель на его несчастье записал его в клуб националистов…

Вторая партия расстрелянных ударила прямо по киевской интеллигенции. Список был короче, но среди имен были два близких и родных Киеву имени — имена Владимира Павловича Науменко и Сергея Ивановича Горбунова. Расстрел Науменко был, несомненно, самым вопиющим преступлением киевской чрезвычайки. Как мотив расстрела было указано, что Науменко состоял членом последнего гетманского кабинета и что он, вместе с братом Игоря Кистяковского — профессором Богданом Кистяковским, основал какую-то умеренную украинскую партию. Я лично не был знаком с Науменко и не хочу посвящать его светлой памяти банальных или заимствованных слов. Это был один из немногих людей, пользовавшихся совершенно исключительной репутацией и известных всему Киеву, — одно из немногих имен, которое произносилось не иначе как с величайшим уважением. Если бы ему дали умереть своей смертью, за его гробом шла бы стотысячная толпа… И такого человека схватили и поспешили расстрелять через 24 часа, — чтобы никто не успел за него заступиться. А в качестве основания казни не сумели объявить ничего иного, как то, что он был товарищем по партии с братом Игоря Кистяковского…

С.И.Горбунов, павший жертвой своего юрисконсульства в гетманском Министерстве финансов, был одним из популярнейших киевских адвокатов. Он был человек умный и способный, но вместе с тем — надломанный, неврастеничный, прекрасный товарищ и собутыльник — настоящая русская «широкая натура». Он был прирождённым пессимистом и скептиком; общественная и сословная работа у него как-то не клеилась. Перед приходом большевиков он бежал в Одессу, а затем, через несколько месяцев, на свою погибель возвратился и поступил на службу в «карательный отдел» Комиссариата юстиции. Отчего пал на его несчастную голову гнусный меч Лациса, — неведомо и необъяснимо.

Процедура арестов, сидения в Чека, вызова смертников и расстрела много раз описана. Я стараюсь передавать только непосредственные впечатления и не буду поэтому своим бледным пером вновь описывать все эти ужасные в своей упрощённости приемы чекистской расправы… Нам пришлось столкнуться с этим кошмаром лицом к лицу в связи с расстрелом одной из жертв пресловутого проходимца, «бразильского консула» графа Пирро[125]. Я не буду касаться и этой драмы, так как вся роль Пирро для меня остается загадочной.