Из любви к тебе

Тут мои силы, потому что тут детство, тут годами был источник беспричинной радости, просто от самой жизни, от каждого деревенского утра, от мытья в старом эмалированном тазике грязнющих после долгого дня босых глинистых ног; тут счастье от коричневых после чистки грибов пальцев, от синих после черники губ; тут мои корни, потому что тут развеян мамин прах и тут повсюду папины руки: в оградках вокруг кустов, в посаженных деревьях, в инструментах на верстаке, в его голосе «смотри на шляпку, когда бьешь, не на молоток» и «не смотри на топор, смотри на центр чурки и опускай с размаху»; тут можно восстановить равновесие за сутки, потому что отсюда родом моя память, в которой, как в ДНК, зашиты все мои сегодняшние истины; тут вся родительская любовь, все тепло от бабушкиных оладушек, от ее пения перед сном, от «Сна Стеньки Разина», от «Не для меня придет весна…», от бабушкиной взволнованной ругани, что я пропала неизвестно куда, на реку одной ходить нельзя, когда уже я стану ее беречь (никогда так и не стала, не успела); тут небо всегда выше, дождь всегда уютный, солнце нежное, а холод не жжет руки, а лишь прижимает ладони к печке крепче, к горячим белым изразцам, которые мы таскали с мальчишками с развалин сельской школы…

И моя ежегодная гордость – к маме и папе приезжали лечиться со всей области. Мама ехала открывать сезон с полной машиной лекарств и перевязочных средств. Казалось, до наступления лета в районе никто не болел, ждали родителей. Родители лечили всё: астму, переломы, лопнувший мочевой пузырь, бедро, распиленное бензопилой, прихлопнутую крышкой сундука голову, принимали роды, диагностировали перитонит, вытаскивали из ступней и ладоней рыболовные крючки и блесны, ставили капельницы, делали уколы, даже драли зубы. В последние годы мама, как и везде, помогала с обезболиванием и уходом. В ответ (вот поэтому я не могу представить себя ни в одной другой стране) свежие яйца, мед, молоко, овощи с огорода, молодая картошка с укропом, пакет сушеных яблок на целый хоспис, каша с корочкой из русской печи и искреннее уважение всей округи…

Тут хочется одновременно и жить, и умереть. Тут время имеет совсем другую скорость. Вроде стоит на месте, но почему-то проходит…

Тут я живу. Только тут. И только тут улыбаюсь.

* * *

Все мои в деревне, а я – в Москве. Но я звоню, чтобы быть на связи.

– Пап, привет, как вы там?

– Нютоша? Мы хорошо, настроение тухлое, дождя нет, в бочках пусто… Купи «Новую газету», не забудешь?

– Куплю, папуль. А самочувствие как?

– Хорошее, будем щас с мальчишками камень переворачивать.

– Зачем?

– На другой бок, он тяжелый, полтонны, наверное.

– Папуль, а зачем?

– Ну… покажу им принцип действия рычага.

– А-а-а, ну хорошо, а они-то где?

– На втором этаже в компьютере сидят. Вот думал, как бы их на улицу вытянуть, и придумал камень перевернуть.

– Ясно… Пап, а Зине трубку дай.

– Зина-а-а-а-а! Нюта звонит из Москвы, бегите скорей, а то дорого, вы у меня щас все деньги съедите на телефоне. Ну не бегите вы так, ноги дороже, хотя деньги тоже…

– Нютачка-у-нас-фсё-харашо-фсё-пака.

– Зиночка, погодите, скажите пару слов: как дети?

– Фсё-харашо-Нютачка-фсе-поели-харашо. Константин Матвеевич худеть решил, кашу не хочет кушать. Я ему аладики напекла, а то кушать же нада!

– А мальчишки как?

– Поели уже и завтрак, и абед, фсё харашо! Мишка на часы фсё время смотрит…

– Зин, а зачем Мишка на часы смотрит?

– А Лёва его к себе на компьютере играть по часам пускает только: три часа сам и на полчаса Мише разрешает зайти, потом опять три часа без Миши, а Миша сиди-и-ит, на часы смотрит, ждет свои полчаса. Так я люблю его, Нютачка…

– Зин, ну что, он вот прям сидит перед часами и ждет? Какая гадость! И Лёвка его не пускает? Они что, ругаются?

– Нет, зачем ругаются?! Не ругаются! Немного дерутся, немного кричат, роняют друг друга, но кушают фсе харашо. Помились в бане, фсё харашо, не ругаются.

– Ну ладно, Зин, а Лёву позовите.

– Лёва-а-а, беги скорее, а то мама звонит из работы, дела у нее, быстро скажи, что фсё харашо, что вы поели харашо.

– Мам? Все хорошо, мы поели уже.

– Ясно, привет, Лев. А вообще как?

– Нормально.

– А делаете что?

– Камень сейчас переворачивать будем.

– А зачем?

– Дедушка хочет.

– А для чего?

– Ну, не знаю. Наверно, чтобы положить по-другому.

– Лев, а с Мишей вы как?

– Нормально.

– А что ты его только по часам к себе пускаешь?

– Да чтобы не мешал.

– Лев, ну надо же стараться дружить…

– Я стараюсь…

– Да?

– Ну да…

– Ну ладно, обними его. А то мы с папой когда умрем, вы же будете самыми близкими друг у друга, понимаешь?

– Ага.

– Ну позови мне его.

– Миша-а-а-а! Быстро иди к маме на пару слов, она сейчас поругает тебя, что ты мне мешаешь.

– Алло…

– Мишуль, привет!

– Привет…

– Ты что такой хмурый?

– А ты что, меня ругать будешь?

– Да нет.

– А, ну тогда не хмурый. Все хорошо, мам, мы поели. Сейчас камень переворачивать будем.

– А зачем?

– Правило рычага учить. Камень шестьсот килограммов весит. Чтобы его перевернуть, дедушка притащил два лома и какой-то брусок и хочет нас физике учить!

– Круто.

– Ну все, я пошел.