Из ниоткуда в никуда

– Да – на улицу Мира.

Минутное молчание.

– Возвращайся скорее.

Я развернулся и ушел к себе в комнату.

Отец уехал рано утром. Будить меня не стал. А мне так хотелось попрощаться.

* * *

Убили. Какое странное слово…

У-би-ли. Так неестественно его произносить.

Похоронили майора

28 февраля в Екатеринбурге состоялись похороны тридцативосьмилетнего майора, погибшего в Грозном 22 февраля. К ДК ГУВД, где проходило прощание с сотрудником органов госбезопасности, нескончаемым потоком шли сослуживцы и друзья. Офицер погиб вместе с двумя своими сослуживцами, когда автомобиль, в котором находились чекисты, был обстрелян боевиками. У погибшего остались жена и несовершеннолетний ребенок. Майор похоронен на Лесном кладбище в Екатеринбурге.

Единственный выживший в перестрелке, капитан Белогай, был доставлен в военный госпиталь Ростова-на-Дону. Две недели врачи боролись за его жизнь, но их усилия не увенчались успехом. Тело погибшего было доставлено самолетом в Екатеринбург.

* * *

Когда я спросил себя, что такое «жизнь», то не смог найти ответ. В толковом словаре написано, что это особая форма существования материи, физиологическое бытие организма. Но разве этих слов достаточно, чтобы объяснить такое сложное явление?

Я смотрю в свое отражение в зеркале. По простой прихоти мысли зрачки перебегают с предмета на предмет. Черная точка в радужной оболочке глаза сужается и расширяется. Открываются и закрываются веки. Я вижу разные составляющие своего организма в движении, и мне кажется, что я существую.

Мыслю, чувствую, существую – значит, я живу. Я – неотъемлемая часть жизни. Но то, что некогда росло, цвело и радовало своей необычной красотой, но завяло, истлело, исчезло, разве не является частью жизни?

* * *

Снова за большим столом, кроме меня, сидит троица: отец, старуха и молодая девушка.

– Зачем вы умерли? – вдруг спрашиваю я, вспомнив о смерти.

В зале из ниоткуда появляется еще одна девушка. Цвет ее волос – рыжий.

– Я убеждена, – сказала она – что становление человека, как личности, происходит за счет факторов, которые ломают «чистую доску».

Стоило ей это произнести, как молодая девушка, сидевшая за столом, упала на пол. Раздался душераздирающий треск ломающихся костей.

– Ты можешь также называть это «разбитыми розовыми очками» или «переходом из незнания к знанию», – продолжила рыжеволосая. – Но такова суть – все мы уникальны в том, что нас когда-то давно сломало.

Пришла очередь старухи. Ее стало бросать из стороны в сторону, бить о стены, пока тело не превратилось в кровавый комок.

– И обратный процесс не существует.

Раздался одиночный выстрел.

* * *

Когда Петр открыл глаза, подушка оказалась мокрой от слез. Очередная попытка побороть свой страх смерти увенчалась провалом.

VIII. Из ниоткуда

Постоянным обитателем лоджии считался стол. Помимо книги с надписью «Замок», различной канцелярии, пустой чайной кружки из коричневого французского стекла, кактуса со скривившейся набок верхушкой (оттого, что растение долгое время вплотную прилегало к нависающей над ним полкой), оловянной фигурки, конечности которой то и дело ломались или сплющивались, на гладкой деревянной поверхности лежали две тетради. Первая внешне напоминала старую советскую папку с надписью «Дело». На разлинованном по центру прямоугольнике было написано название аккуратным почерком с округлыми хвостиками букв: «Инспиризм, или мир сквозь призму вдохновения. Записки Ф. К. Флеймана». Вторая, совсем не примечательная внешне, была намного удобнее предыдущей благодаря широким металлическим кольцам на корешке. На ее обложке значилось заглавие – «Дневник». Правее него можно было распознать силуэт еще одного слова, но то ли оно было наполовину стерто, то ли запачкано чем-то.

Потолок и стены лоджии, которая в теплые времена года использовалась как кабинет, были обшиты досками. Пребывание в ней всегда вызывало ощущение словно попал в русскую баню. Особенно сильно это чувствовалось в жару летом, когда древесная смола начинала подтаивать, заполняя округу приятным лесным ароматом, а температура внутри помещения достигала выше той, что на улице. Зимой же сидеть в ней было невыносимо: ветер дул из всех щелей стен, плинтусов и оконной рамы, по укрытому ковролином полу тянул неприятный мороз. Иногда температура внутри падала до плюс девяти, если кто-то случайно закрывал единственную, связующую с гостиной, дверь.

Гостиную же сложно было называть гостиной, ведь она являлась и спальней, и столовой, и даже библиотекой. Книги заполняли каждый закуток кубообразной комнаты. Ими были забиты полки, выдвижные шкафчики, тумба, маленький кофейный столик, сиденья стульев. Некоторые особо ненужные издания служили подпорками дивана, который когда-то давно разрывал ножками линолеум. Но даже несмотря на такое обилие печатной продукции, все было аккуратно разложено и максимально педантично прибрано.