– Но ведь выглядит именно что безобидно, – сказал Элкон, пожимая плечами.
Янош добавил:
– И продавали эту штуку не саму по себе, а приложением к «Трактату о замысловатой оптике». И еще несколько вещиц.
– Дети малые… – проворчала Грельфи. – «Трактат о замысловатой оптике» с незапамятных времен числится в списке запрещенных книг, что на земле, что там, – она ткнула большим пальцем в потолок. Почему, представления не имею, зато в молодости знала человечка, которого за хранение этого самого трактата надолго за решетку отправили. Оптика, надо полагать, разная бывает…
Сварог присмотрелся. Штука эта, на его взгляд, выглядела вполне безобидно: на бронзовом стержне одна над другой разместились штук восемь выпуклых линз в бронзовой же оправе, на коротких ручках. Сразу видно, что ручки можно вертеть вокруг стержня – и всякая линза своего цвета, густонасыщенного: синий, фиолетовый, зеленый… Ни одного простого стеклышка. Сначала он подумал, что они подобраны по цветам спектра, согласно облегчающей жизнь студиозусам поговорке-подсказке «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан» – нет, совершенно в другом порядке расположены…
– И вообще, – сказала Грельфи. – «Трактат о замысловатой оптике»?.. Уж и не припомню с каких времен трудами разных там отцов Алкесов канул в совершеннейшую пропащность, на Таларе его никто и не видел, а на Сильване, значит, сохранился кое-где… Из-под полы брал, конечно?
– Ну да, – сказал Янош. – У «черного перекупщика».
– Следовало ожидать… – проворчала старуха. – Ладно, я пойду поговорю с его величеством, а вы тут, в сотый раз повторяю, не вертите ничего…
«Кабинет» у нее, конечно, был непритязательный – небольшая комнатушка со столом, двумя креслами и обшарпанным шкафчиком, из которого Грельфи проворно вытащила две серебряных стопки и бутылку «Кабаньей крови» лучшего сорта – коричневого стекла, с коротким фигурным горлышком и отлитым сбоку выпуклым силуэтом кабана. Любила старушенция себя потешить маленькими радостями жизни. И, как всегда, разливая по стопкам, проворчала:
– Не подумай, светлый король, не на казенные денежки куплено, а на собственное жалованье, коим, благодаря твоим милостям не обижена…
– Ну? – нетерпеливо спросил Сварог, едва стопки опустели. Два дня назад он дал ей прослушать запись разговора с Литтой – авось что-нибудь полезное да извлечет. Старуха с унылым видом пожевала губами.
– Нечем мне тебя порадовать, твое величество, – сказала она наконец. – По самой простой причине: ни магии, ни колдовства, я тебе точно скажу, там нет ни капельки. Одна техника, – протянула она с оттенком презрения. – Теперь, куда ни плюнь, одна техника, а в ней я не разбираюсь совершенно, куда мне. Одно интересное попалось – эти самые «хваталки». Знаешь, почему интересное? Да потому, что раньше, давным-давно, это была никакая не техника, а самое натуральное заклинание под названием «тихая воровашка». Не такое уж распространенное, но владели им многие. Стоило, правда, дорого – поскольку покупатели его использовали исключительно для своего каприза, а значит, готовы были раскошелиться. С таких и содрать не грех.
– Зачем? – спросил Сварог.
– А ты не догадываешься? – фыркнула Грельфи, проворно наполняя чарки. – Ну, вот представь: есть человек, у которого походка самая неподобающая: и сутулится он, и ноги волочит, пришаркивает, одним словом, неуклюжий и нескладный, как корова на крыше. А ежели это благородный господин, большой любитель прекрасного пола? Только дамы, его завидя, со смеху помирают и дают обидные клички. Вот идет он к колдуну – если знает, куда идти – платит хорошие денежки… Колдун в два счета выискивает подходящую персону: с великолепной осанкой, с красивой походкой, изящными движениями и все такое прочее… И
– Да уж чего яснее, – сказал Сварог. – Берется какой-нибудь искусный дамский угодник и втихомолку «обворовывается».