Можете судить о моемъ горестномъ положеніи: я халъ въ вагон по чугунк, одваться тепло было не для чего, слъ въ карету — тоже; но посл оказалось, что я сижу на механически устроенномъ сквозномъ втру. Пріхали на станцію, я упросилъ одного пассажира наружнаго мста помняться со мной, и онъ (о, несчастный!) согласился. На этой же станціи баринъ, назвавшій меня мужичкомъ, извинялся, и хоть я его уврялъ, что единственное мое желаніе — походить на мужика, и что я очень радъ, что могу казаться мужикомъ, онъ все-таки не могъ поврить, что онъ меня ни мало не обидлъ. Вторую станцію я прохалъ хорошо: ночь свтлая; хоть втеръ, да несквозной; а внутри кареты темно и втеръ, чувствительне; да къ тому же на козлахъ сидлъ мальчикъ, кажется, сынъ ямщика; я его перетащилъ къ себ, а онъ въ благодарность цлую дорогу плъ мн псни: „Конченъ, конченъ дальній путь“, „Во пустынюшку мальчикъ удаляюсь“, и тому подобныя. Да одну псню про Ярославль-городъ. Ярославль городъ и здсь, на битой дорог, не потерялся. Псню, которую плъ мн мальчикъ, я зналъ прежде, она сложена про пожаръ Ярославля; но я его заставилъ пропть два раза; мн хотлось прислушаться къ выговору. Такъ онъ выговаривалъ: ёму вмсто ему, загоряеться вмсто загорается, полторы вёрсты вмсто полторы версты, руучей, поглядишь…. Еще въ этой псни поется:
На слдующей станціи насъ не пустили въ станціонный домъ. Почему? — мы не знаемъ: хали мы, кажется, въ дилижанс, и на почтовыхъ лошадяхъ. Здсь же потеряли мы одного пассажира; онъ пошелъ въ ямскую избу закурить папироску, да и пообогрться немножко, а какъ здсь не подаютъ сигналовъ, и пьяный кондукторъ не смотритъ — вс ли пассажиры, то онъ съ папироской во рту вышелъ изъ избы, въ ту минуту, когда экипажъ уже тронулся. И этому господину предоставили удовольствіе бжать версты дв, и кричать сколько ему угодно: нашъ дилижансъ такъ стучалъ и дребезжалъ, что ничего не было слышно. Несчастный господинъ, имя полное право бжать еще дале, воротился однако на станцію, размышляя такъ: догнать не догоню, а назадъ идти будетъ дальше. Пріхали въ Новгородъ въ четвертомъ часу, хоть и общались привезти въ первомъ.
— Извольте выходить!
Мы вс выскочили, кондукторъ сталъ стучаться въ гостинницу. Гостинницу отперли и мы услышали голосъ:
— „Нумеровъ нтъ!“
— „Пойдемъ въ новую гостинницу“, предложилъ кондукторъ: „тамъ гостинница того же хозяина.“
Мы туда — тамъ тоже услышали: „нумеровъ нтъ!“
— „Теперь, господа“, сказалъ кондукторъ: „извольте идти куда хотите, нумеровъ нтъ: здсь ночевать негд!“
Представьте себ мое бдственное положеніе: въ незнакомомъ город, въ четыре часа ночи, на улиц, съ кучею вещей. Что бы вы стали длать? Подумавъ немного, я приказалъ кондуктору везти себя къ графу Г., т. е. содержателю полезнаго заведенія дилижансовъ. Это немножко удивило кондуктора.
— „Да вы знакомы съ нимъ“? спросилъ онъ меня.
— Нтъ не знакомъ.
— „Такъ за чмъ же ночью идти къ нему?“
— Какъ за чмъ? ночевать.
— „Ночевать въ контор можно.“
— Можно? Такъ отъ чего же ты меня прямо не провелъ въ контору?
— „Помилуйте, я вамъ предлагалъ, да вы не хотли….“
И солгалъ кондукторъ, вовсе и не предлагалъ, а всячески старался спровадить съ рукъ поскоре.
Приходимъ въ контору: прекрасный номеръ, гд ршительно ничего не напоминаетъ конторы, а просто — нанятой номеръ для прозжающихъ. На другой день въ контору пришелъ нашъ забытый путникъ, взялъ вещи, разсказалъ про свое горе и ушелъ.
Изъ этой повсти можно вывести слдующее нравоученіе: если хочешь сдлать пользу, длай самъ; если увидишь, что въ томъ дл, за которое взялся, ты дуракъ, — брось: и теб будетъ дурно и другимъ плохо; самъ будешь работать, да будешь знать толкъ въ дл — будетъ хорошо; заставить же пьянаго холопа длать добро для спасенья барской души — довольно трудно.
5-го Декабря. Новгородъ.