Из памяти

     Мужчина в халате склонился над дочерью мистера Джоунза и попытался прощупать пульс.

     – Как она? – мисс Лаффан пришлось приложить усилие, чтобы отвести Фрэнка от бездыханного тела.

     – Мне очень жаль, – произнёс медик и покачал головой.

     – Нет! – закричал мальчик. – Проверьте ещё раз!

     – Извини, приятель. Боюсь, что мы уже ничем не можем ей помочь.

     – Эйприл! – Фрэнк вырвался вперёд и отчаянно потряс девочку за плечи. Голова Эйприл безжизненно перевалилась с одной стороны на другую.

     Вокруг начали собираться ученики из других классов. Они обступили место страшной трагедии плотным полукругом.

     – В сторону! – прикрикнули на школьников медики, уложив тело на каталку и двигаясь к карете скорой помощи.

* * *

     "Сделай публичное заявление о том, что наш директор – педик", – именно эти слова, адресованные Дугласу, и послужили первой костяшкой домино, которая повлекла за собой остальные события. Друг решил доказать Фрэнку, что у него кишка не тонка, и написал оскорбительную надпись: "НАШ ДИРЕКТОР – ПЕДИК". Позже буквы закрасили, но оставшееся пятно всё равно продолжало напоминать ученикам о дерзкой выходке.

     Директор школы дал указание перекрасить весь корпус, и тогда вокруг здания возвели строительные леса. А потом кто-то из работников по вопиющей халатности оставил этот чёртов молоток, который сорвался с высоты в самый неподходящий момент.

     "Я во всём виноват, – укорял себя Фрэнк. – Если бы не глупый спор с Дугласом, Эйприл наверняка осталась бы в живых".

     Но изменить прошлое было невозможно, так что мальчику оставалось лишь сожалеть о случившемся и продолжать жизнь с неизбывным чувством тяжёлой вины.

* * *

     Прибежав домой после траурной церемонии в церкви, Фрэнк закрылся в своей комнате, уткнулся лицом в подушку и долго-долго плакал. Даже когда в дверь постучали родители, он им не открыл.

     – Сынок, я понимаю, как тебе сейчас тяжело, – донёсся до него приглушённый голос матери, – но ты не должен замыкаться в себе.

     "Никто даже представить не может, что творится в моём сердце", – подумал мальчик.

     Со смертью Эйприл рухнули все надежды и ожидания. Жизнь сделалась настолько пустой и бессмысленной, насколько это вообще было возможно.

     – Оставь его, – отец увёл мать от двери. – Ему нужно немного побыть одному.

     – Он очень переживает, – дальнейшего разговора между ними Фрэнк не услышал, потому что родители отошли на достаточное расстояние, и их речь стала совсем неразборчивой.

     "Переживает" – совсем не то слово, которое могло бы правильно описать нынешнее состояние мальчика. Он был потрясён, раздавлен, отброшен в другую Вселенную.

     Слёзы сменились отстранённостью. Фрэнк сидел на кровати и без всякого смысла рассматривал собственные ладони, как будто на коже были начертаны магические руны, способные воскресить девочку.

     Сможет ли он когда-нибудь пойти на кладбище и увидеть каменную плиту со знакомыми именем и фамилией, а также обозначением короткого промежутка времени, заключённого между двумя четырёхзначными цифрами – годом рождения и годом смерти? Вряд ли. Лучше думать, что Эйприл уехала и не оставила своего адреса.

     Потом мальчик достал с полки "Божественную комедию" и вместе с Данте продолжил ужасный путь вглубь адского подземелья. Почему же девочка назвала данное произведение самым романтичным? Наверное, теперь он никогда не узнает ответа на этот вопрос.

* * *

     Парта Эйприл Джоунз пустовала, и эта пустота зияла глубокой раной в душе Фрэнка. Он по привычке ждал, что прозвенит звонок, и девочка, как ни в чём не бывало, войдёт в класс. Но звонки сменяли друг друга, а ученица не приходила. Теперь её и мальчика отделяли примерно три мили – час пешего хода от школы до пригородного кладбища. Так близко и так бесконечно далеко. Увы, некоторые расстояния пролегают не в пространстве, а во времени. Время – самое непреодолимое препятствие. Прошлое отделено от настоящего глубочайшей пропастью, через которую невозможно перебраться.

* * *

     Многие заметили, что после траурной церемонии Фрэнк сделался молчаливым и замкнутым. На предложения Дугласа выйти на улицу он чаще всего отвечал отказом, ссылаясь на занятость (даже если ничем не занимался) или плохое самочувствие (нет, голова и живот у него тоже не болели). Теперь уже и мать советовала ему немного проветриться, но мальчик предпочитал оставаться в собственной комнате.

     Со дня смерти Эйприл он ни разу не притронулся к настольной лаборатории, а когда отец предложил съездить в магазин, чтобы приобрести новые детали, мальчик лишь равнодушно пожал плечами.

     – Я сожалею о том, что случилось, но ведь жизнь продолжается, – хлопнул по плечу младшего брата Лоренс во время одного из визитов в родительский дом вместе с молодой женой и дочерью. Они с Фрэнком разместились вдвоём на крыльце и принялись смотреть на пожилого соседа, который возился в клумбе с цветами.

     – Продолжается… – вздохнул Фрэнк.

     – Ты её любил, да? – впервые старший брат говорил о чувствах без тени издёвки, как это обычно бывало раньше.

     – Да.

     – Всё время думаешь о ней?

     Мальчик утвердительно кивнул.