Из Парижа в Бразилию по суше

Я стараюсь не думать о том, что сейчас у меня нет ни гроша за душой, ни оружия, ни компаса, ни часов, ни грамма табаку. Все мое состояние заключается в кусочке трута, огнива, кремня и записной книжки. Этот багаж, не более громоздкий, чем у покойного философа Бианта[116], совершенно не занимает места…»

Удобно устроившись в глубокой и просторной корзине своего монгольфьера, выстланной изнутри толстым слоем войлока, Жак безмятежно писал свои путевые заметки, как вдруг шум прибоя прервал его занятие.

– Что за черт! – воскликнул он с дрожью в голосе. – Вроде бы уже я слышал подобные звуки… во время моей знаменитой прогулки… неподалеку от устья Орна… Яростно бившиеся о берег морские волны рокотали примерно так же – не очень громко и монотонно… Выходит, подо мною – океан?.. В таком случае поздравляю тебя, мой мальчик!.. Ты столь энергично убегал от воды и проявлял чудеса изобретательности, чтобы только избежать переправы даже через крохотную речушку, не боясь продемонстрировать свое малодушие и выставить себя в смешном виде. И все это для того, чтобы в тот момент, когда судьба твоя зависит от самого ненадежного из средств передвижения – простого шара, наполненного теплым воздухом, оказаться вдруг над бушующими волнами… Я был прав, отметив в дневнике, что «в жизни всякое случается». Ну что ж!.. Будь что будет!.. Но в ожидании неминуемого падения в морскую пучину я все же позволю себе доесть остатки мяса и выпить несколько глотков воды и уж потом положусь на судьбу…

Правильно решив, что он слышит шум прибоя, Жак, однако, не мог видеть, как вспенившиеся тихоокеанские волны отчаянно бились о скалистые отроги гор, поскольку над водой висел толстый слой тумана, постепенно становившийся все гуще и гуще.

Шар, гонимый воздушным течением, попал в одну из самых влажных климатических зон в мире, где за исключением двух относительно коротких периодов дождь льет круглый год. Эта зона, следуя вдоль извилистой южной границы бывшей Русской Америки, простирается над Аляской от устья Купер-Ривер до 54° северной широты.

Спустившись к верховью Купер-Ривер и двигаясь по направлению к горе Святого Ильи, у границы между владениями Англии и Соединенных Штатов, шар незначительно отклонился на восток. Подхваченный воздушным потоком, несшимся между побережьем Тихого океана и горным хребтом, соединяющим гору Святого Ильи с горами Фэруэзер, он пролетел над бухтой Беринга и, двигаясь то над водой, то над сушей, продолжил свой путь. Сквозь дождевые тучи, плотно устлавшие воздушное пространство под аэростатом, до путешественника донесся грохот валов, бившихся о берег в проливе Кросс, отделяющем от континента остров Ситка, он же – остров Баранова…

К счастью, дул сильный ветер, и шар, несмотря на высокую влажность воздуха, все еще удерживался наверху.

Страхи Жака продолжались около двух часов, затем рев волн утих: монгольфьер пролетал над островом Ситка, пересекая его с севера на юг.

Затишье было достаточно долгим, и Жак совсем уже было оставил мысли о неизбежности купания, как вдруг раздался ужасный грохот, возвестивший о волнах, рождающихся в необъятных просторах Тихого океана и не признающих в неустанном беге никаких преград.

Аэростат приблизился к южному берегу острова Ситка и почти час парил между ним и островом Круз, где высится гора Эджумб.

Из-за пребывания в атмосфере, перенасыщенной водяными парами, шар к тому времени отяжелел и начал медленно опускаться, чего Жак поначалу никак не мог понять. Он рисковал упасть в середине пролива, на чем и закончились бы приключения парижанина, путешествующего вокруг света, но судьба, вот уже много дней испытывающая Жака, решила наконец выказать ему свою благосклонность, ибо именно в этот момент Дама Злосчастье надумала отдохнуть. И наш воздухоплаватель, который вот уже несколько минут чувствовал, что неумолимо падает вниз, достаточно мягко опустился на землю.

Благополучное приземление и избавление от риска погрузиться в пучину морскую тотчас вернули Жаку столь обычное для него бодрое расположение духа.

Именно в этот момент Дама Злосчастье надумала отдохнуть

– Итак, я на суше! Дождь льет как из ведра, но меня страшит лишь вода, что плещется подо мной, на воду же, текущую сверху, мне наплевать.

Разглядев справа и слева дома и увидев обутых в резиновые сапоги и закутанных в плащи джентльменов, лавирующих среди луж, Жак подумал вдруг: а не пригрезилось ли все это ему.

– С ума сошел я или все еще сплю? – произнес он, открывая клапан, чтобы выпустить последние капли теплого воздуха, и затем решительно выбрался из корзины. – Дома… настоящие европейские дома… Немыслимо!

Неожиданно до слуха его донеслись громкие крики. Их издавали грязные босоногие мальчишки в лохмотьях. Юные создания фальцетом выкрикивали названия вечерних газет.

Жак машинально протянул руку.

– Шесть пенсов! – сипло протявкал оборванец, не выпуская из рук листка, по которому струилась вода.

Жак вовремя вспомнил, что у него не было ни единого су, и отпустил мальчишку.