– Какие именно, Анджело? В последнее время я молился о множестве разных вещей.
– Еда, одежда, припасы. Подарки.
– Подарки?
– Разве не вы говорили, что нашим маленьким пилигримам не помешает в Рождество немного веселья?
Глаза монсеньора вспыхнули надеждой.
– Что за чудо ты сотворил?
– Я? Никакого, – пожал плечами Анджело. После чего добавил с ужасным ирландским акцентом: – Одна из наших помощниц наткнулась на горшок с золотом.
– Что ты имеешь в виду?
– Помните Еву? Девушку, которая случайно устроилась на работу в штаб гестапо?
– Ах да. Ева. – Глаза монсеньора сузились. – Монсеньор Лучано недавно про нее говорил.
Анджело не хотел знать, что говорил про Еву монсеньор Лучано.
– Она нашла золото, которое Капплер отобрал у евреев. Все пятьдесят килограммов. Они пылились в чулане на виа Тассо, как будто немцы так и не придумали, что с ними делать.
Монсеньор осенил себя крестным знамением и медленно выдохнул:
– Господь милосердный. Какая ирония!
– Ева отыскала кольцо, которое принадлежало сестре ее тети. Это одна из квартиранток Святой Цецилии. Всего она принесла четыре полные пригоршни золота. И на следующий день еще столько же.
Монсеньор уставился на него с отвисшей челюстью, и Анджело невольно задумался, был ли у него самого такой вид, когда Ева впервые призналась ему в своем подвиге. Она была слишком бесстрашной. Слишком безрассудной.
– Что ж, немцам это золото все равно не принадлежит, – ответил О’Флаэрти, по-прежнему недоверчиво качая головой.
– Нет. Не принадлежит. Но Ева забрала его не для себя. Она отдала все драгоценности мне, и я купил на них это.
Анджело отдернул брезентовые фалды грузовика, и монсеньор протяжно присвистнул. Кузов машины ломился от еды, игрушек и разнообразных припасов.
– Сегодня Рождество, монсеньор. Пора развозить подарки.
О’Флаэрти расхохотался и пустился в пляс. Не успел Анджело и глазом моргнуть, как его тоже втянули в ирландскую джигу.
– Монсеньор, я не танцую!.. – завопил он, с трудом пытаясь не растянуться на полу.
– Ну конечно, танцуешь! – возразил О’Флаэрти, но все-таки сжалился над ним и закончил танец в одиночку, высоко вскидывая колени и не переставая посмеиваться.
– Ева уже завернула и подписала все подарки, чтобы мы не перепутали, куда какой. Иудеи отмечают Хануку, а не Рождество, но она сказала, что это не принципиально. И что в этом году мы все можем отпраздновать день рождения Иисуса, раз уж Его церковь защищает ее народ.
– Мне нравится эта девчонка, – усмехнулся О’Флаэрти и еще пару раз щелкнул каблуками.
Анджело она тоже нравилась, но об этом он решил монсеньору не говорить.
– Что ж, тогда время для богоугодного дела. – О’Флаэрти хлопнул Анджело по спине. – Не будем медлить!
Весь день до вечера они колесили по городу: развозили гостинцы и благословляли детей, спрятанных в монастырях – там, где особенно не хватало еды, ботинок и поводов для веселья. Монсеньору О’Флаэрти было опасно покидать Ватикан, но он и так все время рисковал, а сегодня у них с Анджело была не только благовидная, но и правдивая причина объехать римские обители.
– Эта твоя Ева. Расскажи мне про нее, – попросил в какой-то момент монсеньор с пассажирского сиденья. Анджело вел грузовик, ужасно довольный собой. Ему нечасто выпадала возможность порулить, и он никогда не позволял протезу лишать себя такого удовольствия.
Анджело покосился на монсеньора, гадая, какой смысл тот вкладывает в слово «твоя», однако не стал ни спорить, ни отнекиваться.
– Мы выросли вместе и были так близки, как только могут быть два человека. Мои бабушка с дедушкой работали на ее отца и жили у него в доме. Я переехал в Италию в одиннадцать лет и, когда не учился в семинарии, проводил все время с ее семьей. Думаю, будет правдой сказать, что я люблю ее больше жизни.
Все это действительно было правдой, если опустить некоторые усложняющие детали и побочные сюжетные линии.
– И все-таки ты стал священником, – задумчиво ответил О’Флаэрти.
– Да.
Монсеньор перевел взгляд за окно. Некоторое время он хранил молчание, словно осмысливая запутанные жизненные решения Анджело.
– Она красивая девушка, – наконец произнес он негромко.
– Да, – снова кивнул Анджело, не видя смысла лукавить.
– Я слышал, она играет на скрипке? – добавил монсеньор.
– Ева потрясающая скрипачка. Получила классическое образование.
– Интересно, знает ли она кельтскую музыку, – пробормотал О’Флаэрти, и Анджело тут же расслабился. – Мне ее здесь не хватает.
– Ева почти что угодно может сыграть на слух. Я попрошу ее вас порадовать.
– Она же не работает в Рождество?
– Нет.
– Тогда она просто обязана присоединиться к нам завтра. Мы в любом случае не развезем все подарки за один день. Навестим католические школы прямо в Рождество. Ева заслуживает увидеть плоды своих трудов.
– Скорее уж плоды своих краж, – хмыкнул Анджело.
– И это тоже!