Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

А в 1986 году мне во второй раз в жизни удалось попасть в Ленинград. Говорю «удалось», потому что я приехала в Москву после двадцатипятилетнего перерыва по приглашению родственников (Толи Кишкина), и, чтобы поехать в Ленинград, пусть на несколько дней, требовалось получить разрешение УВИРа, а сидевшие там гэбисты отказывались давать его. Один из них прямо заявил:

– Вас же в Москву пригласили? Вот сидите в Москве и наслаждайтесь!

– А я сижу и наслаждаюсь. Но хотела бы еще насладиться и Ленинградом.

Полемика не дала результатов. Хорошо, помог знакомый китаист Е. В. Пузицкий, который задействовал свои каналы, и разрешение, в порядке исключения, я получила.

Благодаря тому же Пузицкому я встретилась в Ленинграде с дочерью академика Алексеева Любовью Васильевной, прекрасной интеллигентнейшей женщиной, которая нашла время, чтобы поводить меня по своему любимому городу, и с которой мы говорили о ее отце и о моем муже.

Много незабываемых встреч и знакомств было в моей жизни.

* * *

В один из весенних дней 1945 года Ли Мин неожиданно сказал, что придется на время приютить у себя одного товарища, китайца, приехавшего из Казахстана. Его имя – Сянь Синхай – мне совершенно ничего не говорило. По одному этому можно судить, насколько скудны были мои познания о Китае, – будь то его политическая или культурная жизнь. В культуре Китая единственным, кого я знала, был Лу Синь, рассказы которого я читала в переводе.

Сегодня имя Сянь Синхая в Китае известно всем – он стал классиком китайской национальной музыки ХХ века. Получив музыкальное образование в Шанхае, а затем в Парижской консерватории, Сянь Синхай одним из первых использовал в своих композициях принципы и приемы европейской гармонизации и оркестровки в сочетании с национальной мелодикой и народными мотивами. Патриотический пафос, сочувствие обездоленным привели его в революционный лагерь. В Яньане Сянь Синхай написал свои лучшие произведения, в том числе кантату «Хуанхэ», но его душила чахотка – болезнь многих интеллигентов. В 1940 году композитора командировали в Советский Союз для лечения и работы над музыкой к документальному фильму об Антияпонской войне. Фильм был отснят в Яньани, но монтаж и окончательная доработка проходили в Москве. Война прервала работу над почти законченным фильмом. Сянь Синхай с товарищами отправился на родину. Что-то произошло по дороге, а в сумятице военного времени невозможно было связаться с соответствующим московским ведомством, и он застрял в Казахстане, в Алма-Ате, всеми забытый: без денег, без пайка, то есть практически без средств к существованию. Русского языка он почти не знал. Жил за счет того, что удавалось продать на толкучке, – положение было отчаянным. Только к концу войны ему удалось выбраться в Москву. Прямо с вокзала он направился в «Издательство литературы на иностранных языках» – единственное место, где он был уверен, что найдет китайцев – товарищей по партии. В издательстве Сянь Синхая привели в китайскую редакцию, и первым, кого он увидел, был Ли Мин. Знакомы они раньше не были, но Ли Мин по своей отзывчивости сразу вошел в его положение и предложил пожить у нас. Оказать гостеприимство было просто необходимо, потому что еще непонятно было, какая организация должна взять над композитором опеку. Коминтерна, в распоряжение которого направили Сянь Синхая, к тому времени уже не существовало: он был распущен в 1943 году. Оставалось лишь Общество Красного Креста, но ведь нужно было с ним связаться, подать заявление, оформиться. Пока суд да дело – не спать же человеку на улице! Все это мне было понятно. Беспокоило только, что не сможем предоставить гостям должных удобств, потому что сами жили очень тесно и кроватей лишних не было. Как тут разместиться? Но, если нужно, выход всегда найдется: мы с мужем уступили гостям свою кровать, а сами улеглись на полу, подстелив тонкий матрасик.

Говорю «гостям», потому что Сянь Синхай приехал в Москву не один, а с женой, которую он нашел (или она его нашла?) в Алма-Ате. Это была полная приземистая еврейка с рыжими волосами, не очень симпатичная, зато хваткая и расчетливая, какой она себя потом показала. По профессии она была учительницей английского языка и с мужем говорила на этом языке, ведь Сянь Синхай по-русски не понимал. Насколько он изъяснялся по-английски – судить не могу, но я с ним общалась на французском. Разговаривал он по-французски неплохо – ведь он провел в Париже несколько лет и язык не забыл – в отличие от Ли Мина, который во Франции, видимо, больше всего увлекался революционной деятельностью и давно растерял то немногое, что усвоил из французского, за исключением разве что “merci, madame”.