Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Особенно запомнилась огромная вилла в бывшей французской концессии Шанхая, где в середине 40-х годов проживал специальный представитель президента США Джордж Маршалл, тот самый автор пресловутого плана Маршалла[102]. Этот огромный дом с прекрасным парком и стриженым газоном перед фасадом потрясал своими масштабами. Когда нам с мужем подавали завтрак на длиннющий стол, за который в былые времена усаживалось несколько десятков человек, мы, примостившиеся на его кончике, чувствовали себя потерянными. Особняк за годы народной власти, конечно, уже растерял значительную часть своего великолепия и ухоженности, но кое-что сохранилось. Например, блистающая кафелем и медью ультрамодерновая ванная с таким количеством разных кранов и ручек, что я так и не смогла в них разобраться. Правда, кайфовать в этом особняке нам пришлось недолго. Отдел приемов Шанхайской мэрии с извинениями попросил нас переселиться в другое место, попроще. Оказалось, в Шанхай приезжает Линь Бяо, и, само собой, ему нужен лучший дом.

Мы с мужем покорно удалились: «Знай, сверчок, свой шесток» – таким был теперь один из принципов поведения Ли Лисаня.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он занялся фотографированием (фотоаппарат с цейсовским объективом[103] ему привезла из-за границы профсоюзная делегация) пейзажей и меня в качестве фотомодели. Затянувшиеся «фотосессии» меня иногда утомляли, но приходилось терпеть.

Разъезжая таким образом в октябре – декабре 1954 года, мы с Ли Лисанем поколесили по многим южным провинциям Китая – от Нанкина, Шанхая до самого «края земли», острова Хайнань, куда в те времена было крайне сложно добраться.

После яньаньской трагедии 1946 года, когда в авиакатастрофе погибла целая группа партийных и военных деятелей[104], действовал запрет на полеты на самолетах для членов ЦК, поэтому мы с мужем передвигались на поезде или на машине.

Выехав из южного города Гуанчжоу, направились в сторону побережья по отвратительной грунтовой дороге. За нашими машинами непрерывно вился густой красный шлейф пыли – вокруг лежали красноземы. Приморский поселок встретил семи-, восьмибалльным штормом. Хочешь не хочешь пришлось задержаться. Гостиницы не было, нам отвели для отдыха лучшую фанзу, в которой жил секретарь райкома. Но когда я улеглась на жесткую кровать и подняла глаза кверху, то увидела прямо над головой ночное небо: в потолке зияла огромная дыра.

На другой день Ли Лисань нетерпеливо заявил: «Хватит!

Больше ждать не будем. Садимся на что подадут и едем!».

Подали десантное судно, трофейное. На нем весной 1950 года (уже после провозглашения КНР) переправлялись войска НОАК, бравшие штурмом остров. Три наших машины загнали в огромное пустое чрево корабля, плясавшего на волнах.

Мужа поместили в каюту капитана, меня уложили в кубрике радиста. Тронулись. И тут на нас напала «морская болезнь».

Ли Лисань, мой «отважный моряк», лежал полумертвый все два часа, пока мы одолевали морской пролив, отделяющий остров Хайнань от материка.

Столица Хайнаня, Хайкоу, в те времена был крошечным городком с улицами, заросшими травой. Жители в глаза не видели европейцев, и, если я показывалась на улице, за мной бежали толпы – прохода не было. Ли Лисань опять взорвался: «Все! Не смей больше сама выходить, народ собирать!» Так я лишилась свободы передвижения. К счастью, в Хайкоу мы не задержались. Ли Лисаню обязательно хотелось побывать в Санья, самой южной точке Китая, – у него всегда был вкус к путешествиям.

В наши дни Санья – прекрасный тропический курорт, хорошо известный в России. В фешенебельных отелях, ресторанах, на пляжах – повсюду звучит русская речь. А в 1954 году это была зачуханная рыбацкая деревушка с хижинами, крытыми пальмовыми листьями. Нас поселили в воинской части, в комнате комиссара пограничного гарнизона. Мыться приходилось на открытом балконе второго этажа под огромными южными звездами. Там я впервые увидела созвездие Южного Креста. Поразила экзотика – кокосовые пальмы, склоняющиеся над белым-пребелым песком. Прозрачное изумрудное море манило искупаться, но, когда я заикнулась о своем желании, поднялся вой. Секретари, охранники, сопровождающие дружно завопили: «Как можно?! В такой холод!» А на улице в декабре было 28 градусов. Но против общественного мнения я пойти не решилась.

Нарастало желание вернуться домой, к детям. В конце трехмесячного путешествия никакая экзотика уже не радовала. К Новому году мы были дома с обезьянкой на руках, которую нам подарили (просто навязали, несмотря на возражения Ли Лисаня) на Хайнане.