Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

И все-таки бесконечное тыкание носом в 1930 год удручало и вызывало досаду. Как-то раз у него вырвалось: «За три месяца ошибочных действий я каюсь целых тридцать лет!» Больше всего раздражало, когда его имя появлялось в одном ряду с именем Ван Мина, который в 50-е годы бросил работу в Китае и под предлогом лечения окончательно обосновался в Советском Союзе. Ли Лисань неизменно повторял: «Я не такой, как Ван Мин!»

Осенью 1956 года представилась возможность доказать это публично. Ли Лисаню предложили выступить на VIII съезде КПК (как известно, Ван Мин выступать отказался). Он тщательно и долго готовился, обдумывал каждое слово, понимая, чего от него ждут. Подготовленный текст передал на рассмотрение Мао Цзэдуну и другим членам Политбюро. Мао Цзэдун, внеся незначительные редакционные поправки, дал «добро».

23 сентября Ли Лисаню дали слово. Он еще раз проанализировал свои ошибки, употребив всю ходовую терминологию того времени, но подчеркнул, что, несмотря ни на что, не повесил голову, не потерял активного отношения к жизни и готов вместе с другими товарищами работать и дальше. Очень важным для Ли Лисаня было то, что он впервые смог упомянуть о пережитом в Советском Союзе, сказав, что, работая в Коминтерне при Ван Мине, он все время чувствовал себя «как молодая невестка под игом свекрови» (читай: испытывал притеснения и унижения). Выступление Ли Лисаня было целиком опубликовано в «Жэньминь жибао», а затем и в газете «Правда» на русском языке, что его очень порадовало.

Однако вскоре произошел новый инцидент. В феврале 1957 года, выступая на расширенном совещании Высшего государственного совета, Мао Цзэдун в докладе «О правильном разрешении противоречий внутри народа» заявил, что из среды интеллигенции нередко выходят «плохие люди», и привел в пример целый ряд имен: Чэнь Дусю, Чжан Готао, Ван Мин, Жао Шуши и Ли Лисань. Представьте себе, каково было Ли Лисаню, находившемуся среди участников совещания, услышать это!

Не выдержав, он немедленно направил Мао Цзэдуну письмо, в котором прямо написал, что ему обидно и совсем не радостно выслушивать, когда его называют «вредным примером» и «плохим человеком». Что он всегда полагал, что его нельзя ставить в один ряд с перечисленными лицами.

«И с тов. Ван Мином у меня существует очень важное различие. Оно заключается не в размере допущенных ошибок, а в отношении к ним. Я считаю, что это не второстепенный, а очень важный вопрос, который, как эталон, определяет этическую суть коммуниста… Неужели Ли Лисань потому только, что допустил ошибку в политической линии, так и будет всегда считаться плохим членом партии, “вредным примером”?»

Это был крик протеста, вылившийся из глубины души.

Но, несмотря на полученное письмо, Мао Цзэдун в апреле 1957 года еще раз упомянул Ли Лисаня в ряду тех же имен. Правда, при публикации текста доклада в июне 1957 года в «Жэньминь жибао» имя Ли Лисаня вычеркнули.

Зная, почем фунт лиха, Ли Лисань стал намного осторожнее, особенно когда дело касалось его политической биографии. Ведь все революционные события, в которых он участвовал, которыми руководил в 20-е годы, были настолько значительными, что занести их в реестр своих заслуг стремились многие. Особенно щепетильной была тема Аньюаня, к которой имели отношение два первых лица в государстве – Мао Цзэдун и Лю Шаоци. Аньюаньская шахтерская забастовка – первая победоносная забастовка рабочего класса в Китае! Как не потянуться к такому лавровому венку? Для Ли Лисаня, проделавшего львиную долю работы среди шахтеров, организовавшего и возглавившего эту забастовку, Аньюань был очень дорог как память молодости, как воспоминание о радости победы. Когда в начале 50-х годов в Пекин приезжали посланцы Аньюаня, он всегда приглашал их домой, подолгу беседовал. Но каждый раз спрашивал: «А у товарища Лю Шаоци вы уже были?» Он не мог позволить себе обойти Лю Шаоци, которого официальные источники представляли как главного организатора забастовки, хотя его прислали в Аньюань в помощь Ли Лисаню уже после того, как забастовка началась. Ко времени возвращения Ли Лисаня в Китай в партии сложилась новая иерархия, и Ли Лисань не собирался ее нарушать.