Читаем Из России в Китай. Путь длиною в сто лет полностью

А я иду в дом. Кавардак невообразимый! Дверцы шкафов распахнуты, ящики выдвинуты, вещи и книги валяются на полу. Прохожу к мужу в спальню. Он, как обычно, лежит в постели.

«Уехали?» – спрашивает. – «Да», – отвечаю. На вопрос, что взяли, перечисляю. Ли Лисань иронически улыбается. Он отказался вставать и выходить к хунвейбинам и, пока шел обыск, все время находился в постели.

Весь следующий день у меня ушел на то, чтобы навести порядок в доме.

Нашествие хунвейбинов продолжалось. Однажды выдалась очень тревожная ночь. Где-то за полночь нас разбудил настойчивый стук в окно:

– Вставайте! – услышали мы голос, кажется, повара Люйшифу[109]. – Хунвейбины из Тяньцзиня приехали!

Ворота, как водится, были закрыты, но непрошеные гости перелезли через стену. Пришлось одеваться и выходить в гостиную, где нас уже дожидались. Ли Лисаню приказали:

– Собирайся! Немедленно поедешь с нами в Тяньцзинь!

Тон был категорический. Но Ли Лисань однозначно заявил:

– Никуда я не поеду!

– Мы тебя силой увезем!

– Учтите, я не выдержу поездки и умру в дороге. Ответственность падет на вас!

– Кто эти люди, Мин? – по привычке я обратилась к мужу по-русски.

Что тут поднялось! На нас заорали сразу в несколько глоток:

– Не сметь говорить на ревизионистском языке!

Тут уж и я взорвалась:

– На ревизионистском?! А на каком языке говорят русские рабочие и крестьяне? На каком говорил Ленин?!

Эти аргументы возымели действие. Хунвейбины примолкли.

Между нами начались долгие препирательства. Чем бы они закончились, неизвестно, если бы не появились люди в армейской форме. Это был патруль Пекинского гарнизона. Как эти военные узнали о набеге бунтарей? Объяснили, что кто-то из дома напротив известил их по телефону. Среди этой группы были и милиционеры.

Неожиданные защитники мягко попросили нас оставить их наедине с бунтарями. Как они увещевали их, неизвестно, но все прошло тихо-мирно, без криков. С рассветом тяньцзиньцы покинули наш дом.

У меня с души камень свалился. Для беспокойства за мужа были все основания: он действительно настолько ослаб, что не выдержал бы дальней поездки. Ли Лисань приписал внезапное появление спасителей вмешательству Чжоу Эньлая, который оставался его последней надеждой. Ждал дальнейших шагов, но вышло все наоборот.

В конце мая произошло событие, которое как бы приподняло завесу над нашим будущим. Однажды, когда я вернулась откуда-то домой, муж мне сказал:

– Я видел, что Алла писала что-то за письменным столом. Поищи в ящике.

Я удивилась такой просьбе, но выдвинула верхний ящик стола, и сразу на глаза мне попалась тетрадь – некое подобие дневника. Нехорошо, неэтично, конечно, читать чужие мысли, доверенные бумаге. Но я, доверяя интуиции мужа, нарушила этот морально-этический запрет.

Открыла первую страницу и в ошеломлении опустилась на стул. Дочь писала, что только что ей стало известно содержание выступления члена Комитета по делам культурной революции Ци Бэньюя, который заявил на встрече с цзаофанями и хунвейбинами, что Ли Лисань – не «дохлый тигр», а действующий контрреволюционер, поддерживающий тайные контакты с заграницей, а Ли Ша – крупная советская шпионка и что с ней нечего церемониться, потому что она не иностранка, а китайская гражданка.

Затем в дневнике следовали слова, от которых сердце у меня облилось кровью:

«Неужели мама, которой я безгранично доверяла, оказалась такой подлой, такой негодяйкой?! Об этом открыто сказал Ци Бэньюй – значит, это правда. Кому же после этого можно верить?!»

Бедная моя девочка! Я с трудом удержалась от слез. Как легко в чистую неискушенную душу заронить зерно сомнения!

Рассказала мужу – он промолчал и еще больше погрузился в раздумье. Он, несомненно, лучше меня понимал, что значит заявление такого влиятельного лица и какие последствия для нас оно влечет. А я в тот момент чисто по-женски, по-матерински просто переживала за дочь, испытывая сострадание к ее душевной боли.

Но вот подошло время и мне испить горькую чашу страданий.

По городу расползались слухи о нашей «шпионской деятельности». Из дацзыбао, расклеенных повсюду, доверчивый читатель узнавал, что Ли Ша связана не только с советским, но и с другими посольствами, что она ходит туда не одна, но и со своими дочерьми, которые, как видно, ей помогают. Источником этой «ценной информации» был все тот же Чэнь Чанхао, на которого ссылались составители дацзыбао. Поистине, нет предела человеческой подлости!

Из тех же дацзыбао стало известно об образовании всекитайской организации «Пункт связи для борьбы с Ли Лисанем», объединившей разные хунвейбинские организации не только Пекина, но и других регионов. Они решили взять дело в свои руки и раскачать немолодых и довольно инертных аппаратчиков из Северного бюро.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное