Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Конец лета ознаменовался еще одним событием: из Тяньцзиня в Пекин пришла пешком многотысячная колонна хунвейбинов. Они проделали этот путь, чтобы привлечь внимание к деятельности местных городских властей, на которых они пришли жаловаться в ЦК. Этим было положено начало движению за объединение всех хунвейбинов страны – «дачуаньлянь». Сверху тут же откликнулись на этот почин: для хунвейбинов был объявлен бесплатный проезд на всех видах транспорта, бесплатное проживание в студенческих общежитиях и, в общем, всяческая поддержка. И молодежь – и юноши, и девушки – как с цепи сорвалась: все ринулись куда-то в разные концы страны «раздувать искры» и «сеять семена культурной революции». На вокзалах скапливались тысячные толпы, поезда брали с боем.

Наши обе дочери и племянник Маомао тоже с энтузиазмом пустились в дальние странствия. В молодости ведь не страшит никакой дискомфорт. Можно пристроиться и под лавкой в набитом до отказа вагоне, и спать на голом полу в каком-нибудь приемном пункте для «революционных бунтарей». Зато сколько можно увидеть и испытать интересного!

Казалось просто удивительным, как железные дороги справлялись с таким чудовищным потоком пассажиров, ведь с места тронулись миллионы молодых людей и подростков! Это движение, принявшее устрашающий размах, в конце концов оказалось чревато тяжелыми последствиями вроде вспышек эпидемических болезней, нарушений работы транспортной сети страны и прочего. И в ноябре 1966 года Комитет по делам культурной революции вынес постановление прекратить передвижение хунвейбинов по городам и приказал им вернуться на места учебы. Вакханалия разъездов по стране закончилась, правда, не сразу.

Алла и Инна вернулись из путешествия только в декабре.

Чаша страданий

Если Ли Лисань хоть изредка, но выходил из дома почитать дацзыбао, то я стала совсем домоседкой, затворницей. В городе нарастала волна «борьбы с империализмом и ревизионизмом», которая перерастала в ненависть ко всем иностранцам.

Появляясь на улице, я рисковала подвергнуться оскорблениям и даже стать мишенью для плевков. Лучше было оставаться в четырех стенах своего дома, но и там царила настороженная тишина, молчал телефон. Кто мог нарушить его безмолвие и позвонить нам? Таких смельчаков не было.

Однообразно, монотонно тянулись дни поздней осени 1966 года. Даже в семье мы мало общались друг с другом. Дети появлялись и разговаривали с нами редко. Больше сидели по своим комнатам. Меня с Ли Лисанем не покидало ощущение напряженности. Мы, естественно, не могли не отдавать себе отчета в том, что рано или поздно станем объектами «культурной революции», что не минует нас чаша сия. На Ли Лисане давно уже был несмываемый ярлык оппортуниста, а что касается меня, то я совсем еще недавно была гражданкой страны, где господствовал «ревизионизм».

В ноябре – декабре 1966 года «революционные массы» устроили погромы в домах нескольких секретарей Северного бюро. Я посоветовала мужу где-нибудь укрыться от греха подальше. Но где? На помощь пришел генерал Ван Чжитао – не самый давний, но очень надежный друг.

В молодости Ван Чжитао, получивший в Советском Союзе военное образование и русскую фамилию Жилинский, прослужил несколько лет в Красной армии. С тех пор у него на всю жизнь остались выправка и манеры советского кадрового военного, любовь к русской кухне и к игре в домино. Он великолепно танцевал краковяк, задорно прищелкивая каблуками и лихо закручивая партнершу в танце. И даже характер у него был какой-то русский – прямой, непосредственный и отзывчивый.

По возвращении в Китай Ван Чжитао некоторое время работал переводчиком при военном советнике Коминтерна Отто Брауне, носившем в Китае имя Ли Дэ. В «Китайских записках» О. Брауна можно прочитать следующее:

«Другим моим переводчиком был дюжий северянин. Имя его я забыл. Он обладал солидными военными знаниями, в основном занимался вопросами обучения и состоял при мне переводчиком в военной академии. Я с ним работал и позже, в Яньани, в антияпонской кадровой школе “Канда”, как стала называться военная академия после начала Антияпонской войны. Наша совместная работа продолжалась до самого моего отъезда»[108].