Он отмахнулся от назойливого речитатива морали. Красивые речи о равенстве и благородстве стоило приберечь для профессиональных корпоративов, проходящих под пристальным оком телевизионных камер. За ширмой профессионалам его класса можно было не скрывать высокомерия и своей исключительности.
Пустые разговоры высокопарных стариков и честолюбивых идиотов, умеющих давать советы и тщательно выбирать клиентов, которые справятся с бедой,
Ха. Вся шутка заключалась в том, что это была правда, только вот правда тоже не всегда права.
Порой с такой правдой просто нечего делать.
Ответить себе было нечего. Лучше было промолчать. Как тогда, с родителями. А как рассказать?
Как попросить прощения, не обидев, если продолжаешь разочаровывать в другом?..
Том не знал ответа на этот вопрос тогда, не решался поставить этот ответ и сейчас. С того забытого, давно прошедшего детства пролетело время и к страху примешались гордость и разрыв, уничтожение отношений с близкими. Зеркалу не полагалось быть субъективным. Мир стоило отражать одинаково, ровно, без изъянов. Он должен был преуспеть хотя бы в одном из того, что ценил его отец.
Потом появилась она. Девочка его возраста, но с меньшим жизненным опытом. Философичная, остроумная, но неприкаянная в своем эрудированном одиночестве. В меру симпатичная, но тоже властолюбивая, странноватая, подающая надежды, и, несмотря на талант, вечно вторая — как Том. И возникла мысль, что можно открыть ее, подтолкнуть к новым горизонтам, дать проявить себя, предоставить слушателя, готового отзываться на чужие идеи и следовать за ними без оплаты проезда.
Мог ли он спасти Лилу? Том не знал. Тогда он был уверен в том, что мог бы во всяком случае задержать страшное. Но для этого нужно было переломить себя, выключить сознание, потому как ее талант и вправду оказался всего лишь одаренностью, и то преходящей с возрастом. Вот так.
Такого он для нее не хотел…
И вот, когда малышка, выше его в полтора раза ростом, пришла к нему в гости без предупреждения — чего не было никогда — и сказала, ЧТО собирается сделать, Том промолчал…
Полуправда. Вот и все, что он позволил себе сказать живому человеку, как он считал другу, на прощание, перед тем как она ушла, чтобы совершить то, что совершила.
Он не обманывал себя, он просто был вежлив и толерантен, избегая ненужной неловкости. Суть вещей была неприглядна: он воспользовался ситуацией, чтобы решить свои проблемы, убил другого вместо того, чтобы умереть самому, и посмотрел, как все выглядит со стороны.
Зато с тех пор он пошел в гору, решив жить и
«