Из серии «Зеркала». Книга 3. И посадил он дерево, или Век Астреи

В какой-то момент времени твои иллюзии становятся твоей проблемой, как бы не велико было желание уйти достойно; напротив, чем больше это желание, тем чаще тебя навещают иллюзии.

Смерть — это приобретение. Эта мысль легко усваивается в нашем с тобой положении. Процесс перехода жизни в смерть не зависит от тебя — с этим смириться труднее. Думаю, здесь следует искать истоки популярности идеи эвтаназии у потомков покорителей космоса. Человек — венец творения, царь природы, он должен властвовать над жизнью и смертью, быть независимым. Но на деле ты мало что решаешь сам. Столь мало, что даже разрешение на эвтаназию становится великим даром, символизирующим твою свободу и независимость.

Свободу для чего?.. Независимость от чего?.. Пустые слова, ставшие шаблоном.

Если нет веры, нет смысла. Пустота смерти страшна, но преодолима, неизвестность и тягучесть ее процесса требует уже бОльшего мужества. Атеисту здесь становится тяжко, альтруисты — тоскливо, а мне — ХОЛОДНО…

Но кое-что может еще придумать человек, чтобы скрыть от себя главное — принять жизнь, идущую к смерти, много труднее, чем саму смерть.

До свидания, бабушка. Рад был с тобой пообщаться. До скорой встречи.

Твой любящий внук,

Го

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

«Что же, в сущности, произошло? Мы все шалили. Мы шалили под солнцем и на земле, не думая, что солнце видит и земля слушает. Серьезен никто не был…»

В. Розанов

И горы сомкнутся…

Недостаточно играть хорошо — вы должны быть уверены, что играете в правильную игру.

А. Диксит, Б. Нейлбафф «Теория игр»

Глава первая. Сомнительная удача

— 1-

Лес лечил его. Сквозь зеленую листву проглядывали голубые окошки неба, где-то высоко-высоко и в то же время так близко плыли, временами закрывая солнце, сахарные облака. Деревья снова были большими, и он с какой-то звериной одержимостью вдыхал хвойный воздух, жадно ловя последние мгновения лета.

Лес лечил его душу, но и сам нуждался в лечении. По бокам мягких дорожек, покрытых хвоей и чешуйками шишек, то здесь, то там мелькали засохшие ветки, черные прогалины земли и пожухлая, свесившая головки трава разбивали Аэрону сердце. Ему хотелось крикнуть:

— Бери, бери все, что требуется! Все мои силы! Только живи…

Но слова были лишними. Они и так были связаны друг с другом — лес и лесничий, — отдавали друг другу все, что имели. Жили и умирали вместе. Как все живое.

Аэрон понимал идею конечности бытия, но никак не мог смирится с мыслью о том, что это место, ставшее ему домом, погибнет раньше него. Он знал здесь каждую травинку, каждого кузнечика, каждого муравья. Его вскормили эти места. Здесь его посвятили в лесничие и дар, исправно передававшийся из поколения в поколение, продолжил свое развитие. Род Аэрона не умрет. А лес — да. Понимать это было немыслимо.

До часа Х оставалось 40 дней.

— 2-

Приземление Мака не отличалось особой элегантностью, и, выбираясь через аварийный люк из носа корабля, он не тешил себя надеждами на веселый исход дела. Двигатели, без всякого сомнения, накрылись, как и спасательная шлюпка, на которую он ловко свалился боком ракеты. Рация, как водится в таких случаях, тоже запросила неопределённой длительности тайм-аут, и лишь уцелевший отсек минимального жизнеобеспечения давал легкий повод для радости, щедро приправленной ощущениями пережитого страха.

Он не был героем и не стыдился признаваться в этом самому себе, тем более что на корабле больше никого и не было. Его напарник по разведке сошел на пенсию, зацепившись за место в космопорту на родной планете, устав от бесконечных скитаний и накопив изрядную сумму денег. Мак последним пока похвастаться не мог и, похоже, еще долго не сможет…

Окинув взглядом окружающее пространство, он тяжело вздохнул. Леса, кругом были одни леса — и никаких признаков цивилизации. Ему немало придется поработать руками, чтобы выбраться отсюда. Если верить компьютеру, до ближайшего города было не менее трех суток или одна рабочая рация. Но вот этой-то мелочи Маку и не доставало.

— 3-

Замкнутые пространства были очень опасны. Аэрон знал это, и поэтому, когда неизвестный корабль приземлился на его территории, сразу же поспешил на помощь.

Лес не любил незнакомцев, особенно тех, кто разрушал его деревья. Могучие стволы, уходящие в небо, могли дарить силу, а могли нести и угрозу.

Птицы встрепенулись, и стая в тревоге молча пролетела почти сквозь него. Черная грудка и два крыла блеснули на краешке прикрытых от неожиданности глаз.

— 4-