Из сгоревшего портфеля (Воспоминания)

Время шло к Победе. В быту проглядывали уже контуры того, как станет общество жить после войны. Раздельное обучение, от коего бог нас помиловал (в экстернате учились вместе) охватило все школы страны, разделило молодых по половому признаку. Нам сие было не по сердцу. Из идейных соображений. Как-никак, воспитывались на книгах Макаренко, читали «Дневник Кости Рябцева», «Республику ШКИД», повести Кассиля, смотрели спектакли по пьесам Светлова и Бруштейн... Все больше чиновников облачалось в форменные одежды, у каждого ведомства свои. Серебряные погоны, петлицы, вензеля, звездочки... Пожалуй, лишь у гуманитариев – артистов, журналистов, педагогов, писателей – еще не было своей униформы... Мундиры, кокарды... И это через какие-нибудь двадцать пять лет после разгрома всероссийской имперской бюрократии. Очень настораживало. А не столь давнее упразднение Ленинского Третьего Интернационала, отказ от гимна, который накрепко был впечатан в души нашего поколения! Более глубоких изменений еще не замечали, но и то, что лежало на поверхности, не нравилось. В моей комнатушке-камере вся кафельная стена над ванной заклеена портретами, которые добывал я всеми правдами и неправдами, даже тайком выдирал из чужих книг: Димитров и Сэн Катаяма, Торез и Грамши, Андре Мартин и Галлахер, Тито и Гомулка, Анна Паукер и Роза Люксембург, Тельман и Пассионария, Цола Драгойчева и Матиас Ракоши, Готвальд и Мао, Хошимин и Тольятти, Ким Ир Сен и Энвер Ходжа – мои герои, мои святые, вожди великого братства коммунистов планеты. И, конечно, Ленин, Сталин, Киров, Орджоникидзе, Коллонтай, Крупская. В их же рядах – Робеспьер и Марат, Желябов и Вера Засулич, Рылеев, Герцен и многие другие. «Иконостас» этот, как называла его мама, красовался на стене до весны сорок седьмого, когда наконец переехали мы во Владимирский поселок, получив там человеческое жилье. Попытался я было снять со стены свою коллекцию, но не тут-то было – отмачивай не отмачивай – не отставали бумажные портретики, часто вырезанные из газет. Вероятно, клей был очень хороший. Снять не удалось, а оставлять на память кому-то тоже было не с руки: к этому времени кое-кто из представленных здесь персонажей впал уже в немилость, был нашей официальной пропагандой объявлен врагом... Так что пришлось расставаться, сцарапывать острым ножом и потом оттирать стену тряпкой и горячей водой...

Витька Анамалянц жил в Красноказарменном переулке, неподалеку от Покровского бульвара, там же, но по другую сторону бульвара, получила комнату сестра Мирра с Алексеем и Алешей. Так что я совмещал иногда посещения, забегал и к Алешке, они еще не уехали тогда в Германию, только вернулись из эвакуации.

Квартира у Витьки – коммунальная. Одну из комнат занимал Витька Большой – старший лейтенант МГБ, в погонах с синим кантиком – представитель самого романтичного и таинственного, в нашем тогда понимании, рода войск. Шепотом передавались подробности: CMЕPШ, чекисты, разведка... Появлялся иногда в комнате Витьки Малого, как старший, снисходительный и многознающий товарищ, который не прочь был поучаствовать в наших беседах и даже делах. О себе, конечно, рассказывал мало, лишь намеками, больше нашу болтовню слушал. Но однажды вошел в наши замыслы и помог провернуть один задуманный нами розыгрыш, как я теперь понимаю, очень и очень скверного свойства. Тогда же приняли мы его восторженно. Дело заключалось в следующем: Майка Шадрина (подпольная кличка «Швабра»), дружившая с Марком и через него попавшая в нашу компанию, была уже первокурсницей института военных переводчиков. Девица остроумная, лихая, начитанная, на год, если не на два, постарше нас. Вероятно, интерес ее к зеленым юношам подогревался недостатком более взрослых представителей мужского пола в ее окружении, как-никак шла война, и они были в дефиците. У Майки была приятельница-сокурсница Маша. Мы о ней были много наслышаны, но еще ни разу не встречались. Майка пела Маше такие дифирамбы – и умница, и красавица, – что компашка наша загорелась желанием залучить ее в свой актив. Знали мы и о том, где она живет, и что есть у нее жених, и где он работает – военный инженер, подающий надежды. Где-то в марте сорок пятого долженствовало произойти празднование дня рождения Майки. Все мы были званы, конечно, а Маша все тянула со своим согласием присутствовать на этом торжестве. Чем уж там оправдывала свои колебания – не помню. Кажется, жених был занят и не мог ее сопровождать. Утром знаменательного дня возник план доставить ее силой. События развивались по плану, предложенному и детально разработанному Виктором Большим. Во-первых, он имел в своем распоряжении трофейную БMB, что в то время было большой редкостью, и сам ее водил. Это уже солидно. Во-вторых, он же дал несколько бланков, на которых было напечатано: «Протокол», в-третьих, бегло набросал сценарий допроса, о чем спрашивать, что пытаться выяснить... И главное, как увести с собой.