Из сгоревшего портфеля (Воспоминания)

День мой к осени сорок четвертого складывался так: с утра – в экстернат, на Дегтярный переулок (и сейчас, проезжая по улице Горького, вспоминаю школу, до сих пор стоящую в переулке), часам к трем пополудни – домой. Уроков не задавали, а может, и задавали, но не помню, что делал я их когда-нибудь. Выкупал по карточкам хлеб, свой «иждивенческий» и мамин. В булочной знакомые продавщицы, а значит, удавалось взять два белых батона по рубль сорок, тут же, возле магазина, толкал их и на выручку приобретал буханку черняшки. Тот же килограмм. Разница – тридцатка. А тридцатка, красненькая – это возможный билет в театр, с рук, у перекупщиков, которые всегда вертелись у театральных подъездов. Барыги меня приметили, частенько отдавали подешевле, особенно если оставались не парные места, а одиночные. Зрителей в те времена в театрах – битком, очень соскучился народ по зрелищам, в любом самом завалящем театрике – аншлаг. Да и не так много их тогда в Москве было, а зритель – со всей страны: командировочные, с фронтов, с уральских заводов, раненые на долечивании, вернувшиеся в Москву реэвакуанты, изголодавшиеся по «культурному досугу»... Но почти каждый вечер я в театре. Из самых любимых – Вахтанговский, он тогда находился в Мамонтовском переулке, почти напротив Дегтярного, по другую сторону улицы Горького. Его здание на Арбате лежало в развалинах, еще осенью сорок первого туда попала бомба. А зал в Мамонтовском, или, как он теперь назывался, в переулке Садовских, принадлежал до войны Третьему Детскому, где тоже нередко доводилось бывать. На Малой Дмитровке, ныне улице Чехова, – Ленком – театр Ленинского Комсомола, Берсеньевский, это тоже рядом с экстернатом, на площади Маяковского – сразу два: Оперетты и в небольшом домике – Образцовский кукольный, начинавший свои спектакли на полчаса позже, чем остальные. В саду Эрмитаж играл еще один из любимых театров – имени Моссовета. На Тверском бульваре – Таировский, Камерный, с Алисой Коонен, а вблизи – Театр Революции на улице Герцена... Так что вся театральная Москва – если взять за центр круга мой экстернат, – в пятнадцати-двадцати минутах ходьбы. Самый престижный – МХАТ – подальше, да и попасть в него труднее, билеты у перекупщиков в два-три раза дороже, чем в другие, а «лишние» (за свою цену у честных людей) – редчайшая удача. И все-таки перевидал всех великих стариков: Москвина, Тарханова, Качалова... Вожделенный, но зачастую недоступный МХАТ... Малый в те годы был почемуто мне не столь близок. Играло определенную роль расхожее мнение, что там на сцене – «искусство представления», а мне подавай «искусство переживания», мхатовскую школу... – Глуп еще был.

Но как же любил театр! Самозабвенно, преданно, фанатично. До сих пор помню мизансцены, жесты, мимику многих славных наших актеров: Грибова, Мас- сальского, Яншина, моссоветовских Мордвинова, Марецкую, Оленина, Ванина... Кумирами были Берсеньев и Гиацинтова, Бирман, Плятт, Раневская, Свердлин, Штраух... Бывал я и в ГосЕТе, хотя ни слова не понимал по-еврейски. Помню Михоэлса в «Тевье» и «Короле Лире», Зускина во «Фрейлехс»...

Но самый мой главный, самый «великий» театр – Вахтанговский: Рубен Симонов, Анатолий Горюнов, Николай Гриценко, Мансурова, молодой Любимов, Осенев, Пашкова в «Мадмуазель Нитуш»... Наизусть знал и этот спектакль, и «Много шума из ничего», и «Сирано де Бержерака». «Поклонником» какого-то определенного артиста никогда не был (хотя это в те годы было модно), любил всех – Кольцова, Шухмина, Астангова – мои актеры, мой театр. Несчетное число раз видел все эти спектакли, всем действующим лицам подражал, пожалуй, мог один за всю труппу «сыграть» весь репертуар.