Из тьмы

“Вы понимаете, сэр, что я не могу ответить ни в каком официальном смысле”, - сказал Хаджадж. “Если бы я все еще был частью правительства его Величества, я бы сделал все, что в моих силах, для достижения этой цели: в этом вы можете быть уверены. Тебе следовало бы посоветоваться с моим преемником, который может говорить от имени короля Шазли. Я не могу.”

“Ваш преемник спросил бы меня о том, от чего Дьендьеш предлагает уступить”, - прорычал Хорти. “Дьендьеш не собирается ни от чего уступать”.

“Мой дорогой господин!” Сказал Хаджжадж. “Если вы ничего не уступите, как вы предлагаете вести переговоры о мире?”

“Мы могли бы обнаружить, что ранее неправильно понимали договоры, касающиеся границ и тому подобного”, - ответил дьендьосский министр. “Но мы есть, мы всегда были расой воинов. Воины не сдаются”.

“Я ... понимаю”, - медленно произнес Хаджжадж. И часть его понимала. Каждому человеку, каждому королевству время от времени нужно было тешить гордыню. Однако Гонги находили странные способы делать это. Признание в недопонимании было одним из способов не признавать, что они потерпели поражение. Поможет ли это положить конец дерлавайской войне ... “Поймут ли Куусамо, Лагоас и Ункерлант - особенно Ункерлант - что ты имеешь в виду?”

“Ваши собственные превосходные чиновники могли бы помочь заставить их понять”, - сказал Хорти.

“Я понимаю”, - снова сказал Хаджжадж. “Ну, очевидно, я ничего не могу обещать. Но вы можете сказать всем, кто еще находится в правительстве, что я считаю, что желательно найти лей-линию, ведущую к миру. Любой, кто желает, может спросить меня на этот счет ”.

Хорти склонил свою львиную голову. “Благодарю вас, ваше превосходительство. Это то заверение, которого я искал”.

Он ушел вскоре после этого. Когда солнце село на западе и дневная палящая жара, наконец, начала спадать, кристалломант Хаджаджа сказал ему, что с ним хочет поговорить генерал Ихшид. Возможно, из-за того, что они были почти одного возраста, Ихшид поддерживал более тесный контакт с Хаджадж, чем кто-либо другой в Бишахе. Теперь седовласый офицер уставился на него из кристалла и сказал: “Это не сработает”.

“Что не будет?” Поинтересовался Хаджжадж.

“План Хорти”, - ответил Ихшид. “Это не сработает. Гонги не смогут отделаться словами: ‘Извините, все это было ошибкой’. Им придется сказать: ‘Вы победили нас. Мы сдаемся“.

“А если они не захотят?” Спросил Хаджжадж.

Лицо Ихшида было пухлым и большую часть времени веселым. Теперь он выглядел совершенно мрачным. “Если они этого не сделают, я предполагаю, что они будут очень, очень сожалеть”.

Поскольку Сеорл был военным пленником, он ожидал, что с ним будут обращаться хуже, чем с ункерлантцами, которым также приходилось работать на киноварных рудниках в Мамминг-Хиллз. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что здесь он совершил ошибку. Охранники в шахтах и казармах обращались со всеми своими жертвами - ункерлантцами, фортвежцами, альгарвейцами, каунианцами, дьендьосцами, зувейзинами - одинаково: плохо. Все они были маленькими, в высшей степени заменяемыми деталями, которые нужно было использовать до тех пор, пока они не израсходуются, а затем выбросить.

Я умру здесь, и умру довольно скоро, если ничего с этим не сделаю, думал негодяй, стоя в очереди за ужином. У него была жестянка для столовой, не сильно отличавшаяся от той, которую он носил в бригаде Плегмунда. Единственное реальное отличие заключалось в том, что он неплохо питался, будучи солдатом. Ункерлантцы кормили людей в шахтах ужасными помоями. Он считал себя счастливчиком, когда находил в рагу кусочки репы. Чаще всего ему доставались листья крапивы. Он мог бы выполнять больше работы при более качественном питании, но людей Свеммеля, похоже, это не волновало. Да и почему они должны были беспокоиться? У них было много людей, способных занять его место.

Позади него альгарвейец сказал: “Я слишком чертовски устал, чтобы есть”.

Он долго не продержится, подумал Сеорл. Мужчины, которые сдавались, которые не запихивали в себя всю еду, какую только могли, какой бы мерзкой она ни была, быстро поджимали пальцы и умирали. Сеорл был убежден, что рано или поздно все в шахтах умрут; ункерлантцы создали систему с расчетом на уничтожение. Но он не доставил бы им удовольствия, упростив задачу.

Очередь змеей двинулась вперед. Сеорл сунул свою жестянку поварам за их чанами с тушеным мясом. Они тоже были пленниками. У них оно было мягким, насколько это было возможно у кого-либо здесь. По крайней мере, они вряд ли умерли бы с голоду. Им, вероятно, пришлось бы продать свои души - и, насколько знал Сеорл, свои тела тоже, - чтобы добраться туда, где они были. Ему было все равно. Он хотел такого же шанса.

“Наполни это”, - сказал он, фраза, похожая на ункерлантском и фортвежском. И повар так и сделал, погрузив черпак поглубже в большой котел, чтобы дать Сеорлу лучшее из того, что там было. Сеорл пробыл здесь недолго, но он уже успел заявить о себе как о человеке, который не отказался бы от своей жизни безропотно.